Дьявол и сеньорита Прим - Пауло Коэльо

В толпе не раздалось ни одного протестующеговозгласа. Мэр остался доволен этим, считая, что тем самым подтверждается егоавторитет. Священник, однако, знал, что в зависимости от обстоятельств молчаниеможно трактовать как угодно, ибо не всегда оно есть знак согласия; порой оносвидетельствует лишь о том, что люди не способны быстро соображать и приниматьрешения немедленно. Так что если кто-нибудь в толпе будет не согласен, он оченьскоро начнет терзаться угрызениями совести — зачем, дескать, я промолчал, ведьбыл против? — и последствия могут быть самыми печальными.

— Нужно, чтобы все были единодушны, — сказалсвященник. — Нужно, чтобы все сказали, принимают они это решение или нет, вслух— пусть Господь услышит, пусть Он знает, что в его воинстве — отважные люди.Тех, кто не верит в Бога, я прошу высказаться «за» или «против» открыто иприлюдно, чтобы все точно знали, кто что думает.

Мэру не понравилось, как выразился священник:он сказал «нужно», а лучше и правильней было бы — «нам нужно» или «мэру нужно».Когда все это останется позади, он восстановит свой авторитет, предпринявнеобходимые для этого шаги. Но сейчас он, как опытный политик, предоставилпадре возможность действовать и проявить себя.

— Итак, кто согласен?

Первое «я» произнес кузнец. За ним, чтобы всемпоказать свою неустрашимость, громко повторил это слово мэр. Один за другимлюди на площади громко говорили, что согласны, и так продолжалось до тех пор,пока не высказались все. Одни соглашались, потому что хотели, чтобы собраниепоскорее окончилось и можно было вернуться домой; другие — потому что думали озолоте и о том, что, внезапно разбогатев, немедленно покинут Вискос; третьи —потому что представляли, как пошлют денег детям, живущим в больших городах,чтоб те не стыдились перед друзьями. И никто, в сущности, из собравшихся неверил, что Вискос обретет былую славу, и все желали богатства, которого всегда,по их мнению, заслуживали, но которым никогда не обладали. И никто не сказал:«Я — против!»

— В нашем городе 108 женщин и 173 мужчины, —продолжал священник. — В каждом доме имеется одно, по крайней мере, ружье,поскольку местная традиция предписывает чтить искусство охоты. Пусть завтраутром каждый принесет в ризницу ружье с одним зарядом. Нашего мэра, у которогонесколько ружей, я прошу захватить одно и для меня.

— Никогда мы не согласимся кому-то там отдатьнаши ружья, — закричал из толпы один егерь. — Ружье — это святыня, ружье —штука прихотливая и чужих рук не терпит.

— Дайте мне закончить. Я вам объясню, какпроизводится расстрел. Выделяют для этого полувзвод — семерых солдат, которые идолжны привести в исполнение смертный приговор. Семерым солдатам дают семьружей; из них шесть заряжены боевыми патронами, а одно — холостым. Одинакововоспламеняется порох, одинаково звучит выстрел, но в холостом патроне нет свинцовойпули, которая должна вылететь из дула и поразить осужденного.

Солдаты не знают, кто из них стреляетхолостыми. Каждый считает, что именно он, и потому ответственность за смертьэтого человека возлагает на своих товарищей, которые никогда прежде не виделиказнимого, но обязаны по долгу службы стрелять в него.

— Никто не считает себя виноватым, — произнесмолчавший до сей поры латифундист.

— Вот именно. И завтра я поступлю так же: из87 патронов свинец извлеку, а в остальных — оставлю. Все выстрелят залпом, ноникто не будет знать, есть в его ружье настоящий заряд или нет. И таким образомкаждый из вас сможет считать, что не виноват.

Люди на площади уже порядком устали, и потомуслова священника были встречены общим вздохом облегчения. Все встрепенулись иприободрились, словно все предстоящее потеряло свой трагический смысл,превратившись в безобидное кладоискательство. Каждый из мужчин Вис-коса былуверен, что уж ему-то непременно достанется ружье с холостым зарядом и он небудет повинен в смертоубийстве, а всего лишь примкнет к товарищам, захотевшимвытянуть родной город из трясины. Все оживились — наконец-то в Вискосеразвернутся новые и значительные события.

— Можете быть уверены, что уж мое-то ружьебудет заряжено по-настоящему. От самого себя я прятаться не могу. А от своейдоли золота я отказываюсь, на то есть причины, — сказал священник.

И снова мэру не понравились ни сами эти слова,ни то, как они были произнесены. Падре дал понять жителям Вискоса, что он —человек мужественный и благородный, притом способный на самопожертвование иприрожденный лидер. Если бы на площади была жена, она наверняка бы сказала, чтосвященник метит в мэры и на следующих выборах выставит свою кандидатуру.

«Ничего-ничего, подождем до понедельника»,—подумал он. В понедельник он собирался издать декрет, который наложит нацерковь такой налог, что священник принужден будет покинуть город. Поделом ему,раз он — единственный, кто не хочет разбогатеть.

— И кого же мы… — спросил кузнец.

— Я приведу жертву, — отвечал священник. — Ясам займусь этим. Но со мной должны пойти еще трое.

Охотников не находилось, и тогда он сам выбралтроих крепких мужчин. Лишь один из них начал было отнекиваться, но остальныепокосились на него, и он тут же согласился.

— А где же мы совершим жертвоприношение? —осведомился латифундист, обращаясь к священнику.

Мэр почувствовал, что стремительно теряет свойавторитет и надо немедленно восстановить его.

— Здесь я решаю, — сказал он, с ненавистьюглядя на латифундиста. — Нельзя обагрять кровью землю Вискоса. Казнь произойдетзавтра, в это же время, у кельтского монолита. Захватите с собой фонари, лампы,факелы, чтобы видно было, в какую сторону направить ружья.

Священник слез со стула, показывая, что собраниеокончено. Женщины снова услышали топот многих ног по мостовой — мужчинывозвращались по домам, что-то пили, глядели в окно или в изнеможении сразувалились на кровать. Мэр встретился со своей супругой, и та рассказала ему,чего наслушалась у Берты и какого страху натерпелась. Обсудив вместе с хозяйкойгостиницы каждое произнесенное старухой слово, обе дамы пришли к выводу, чтовсе же она ни о чем не подозревает, а думать иначе заставило их поначалуиспытываемое ими чувство вины. «Все это вздор, вроде россказней о проклятомволке», — добавила жена мэра. Священник же вернулся в церковь и молился там доутра.

Шанталь пила кофе и ела хлеб, купленныйнакануне, — по воскресеньям булочник не приезжал. В окно ей было видно, какжители Вискоса выходят из своих домов с охотничьими ружьями. Она приготовиласьк смерти, поскольку постоянно думала о том, что выбор может пасть на нее, но вдверь к ней так и не постучали — люди шагали мимо, заходили в ризницу ипокидали ее с пустыми руками.