Соблазнение по сценарию - Наталья Жарова

- Да, я уже готова.

Муха перелетела на окно.

Матушка проследила за ней взглядом и вздохнула:

- Фелина не оставляет попыток объясниться с Лео. Она упертая.

Я вскинула брови.

- Вы хотите, чтобы Лео женился на ней?

- Я просто хочу, чтобы он был счастлив, - матушка взглянула на меня и улыбнулась. – Мой сын сложный, но хороший человек. Он станет прекрасным мужем.

- Не сомневаюсь.

Муха проползла от подоконника до самого верха стены и продолжила путешествие по потолку. Она была спокойна и беспечна, ее не волновало, что в комнате находятся две ведьмы, готовые одним щелчком испепелить жалкую мушью жизнь.

- Они с детства влюблены друг в друга, - вдруг сказала матушка. – Кажется с самых первых минут знакомства. Ее отец, граф Фитри, поначалу нос воротил, а потом смирился. Даже свадьбу назначил.

Я прикрыла глаза, слушать про любовные похождения Альере было неприятно.

- Отчего же не поженились?

- За два дня до свадьбы Фелина заявила, что меняет жениха и отдает сердце и руку соседскому герцогу.

Я пораженно повернулась к матушке и увидела с каким ожесточением замелькали спицы.

- Фелина тогда была глупа и своевольна, - продолжила она. – Посчитала, что деньги богача могут стать хорошим подспорьем в жизни. Увы, он обесчестил ее и бросил у алтаря.

- Отвратительно. Понимаю, почему Лео не может простить.

- Простить не может, но любить не перестал. Фелина убила его веру в женскую честность и сильно подпортила жизнь. Но она изменилась… И смогла оценить Лео.

- Он не хочет с ней общаться, - сказала я.

Муха слетела с потолка и села на клубок с нитками.

- Не будьте так категоричны, - мягко улыбнулась матушка. – Лео сейчас на заднем дворе. С Фелиной. Сердцу всегда легче простить прошлую обиду, чем со страхом ожидать новую.

Я сжала зубы.

- Хотите сказать, что у меня нет шансов?

- Я хочу сказать, что в жизни все не так, как в сказках. А уж в нашем королевстве и подавно! Женщина без мужа никто, вам ли не знать. Хотите совет? Не отталкивайте Генри. Не ждите замужества по любви, его может никогда не быть. Лео хороший человек, но он мужчина. Он никогда не поймет всего того, что происходит в женской душе. Вы для него непонятная книга, тогда, как Фелина – знакомый с детства и зачитанный до дыр словарь. И если придется выбирать… он выберет ее.

Я вновь прикрыла глаза. Матушкины слова были жестокими, но жизненными. Она не побоялась отодвинуть в сторону витиеватость красивых фраз и прямо озвучить то, что будоражило сердце. Лео был прекрасной сказкой, но не моей.

В комнате стояла тишина, прерываемая изредка лязгом спиц, поэтому особенно громко прозвучал стук конских копыт.

- Генри подъехал, - сказала матушка. – Пойдете?

- Пойду.

Я встала и щелкнула пальцами, посылая муху к праотцам. Пора распрощаться с девичьими грезами.

Генри Коксфорт выглядел дряхлым стариком, впрочем, он таким и являлся.

Я бы никогда не представила себя его женой (особенно в интимном плане), но он и не намекал. О, возраст такому делу не помеха! Пара капель специальной настойки и столетний мужчина вполне способен стать жеребцом на одну ночь. А Коксфорт, казалось, вовсе не желал подобного. Он был неизменно вежлив и обходителен. Иногда я замечала, с какой грустью он смотрел на меня, словно не на молодую и привлекательную невесту, а на нечто давно ему чуждое.

Одним словом, Коксфорт оказался вполне «удобным» женихом.

Его голову украшала шляпа, из-под которой виднелись редкие седые волосы. В руках дрожала неизменная тросточка, а в петлице сюртука щегольски алел зачарованный на вечную свежесть цветок. Мода на такое украшение прошла лет пятьдесят назад, но Коксфорт не желал менять привычки.

- Разве в моде счастье? – вопрошал он, когда мы сели в карету. – Счастье в спокойствии. А мне спокойно, когда бутоньерка на месте.

- Она вам очень идет, - сдержанно улыбнулась я.

Коксфорт засиял.

- Знал, что вам понравится. Вы, Арабелла, как мне кажется, очень хорошо понимаете души других людей.

«Увы, вот только собственную душу понять не могу», - подумала я и завела незатейливый разговор о погоде.

Коксорфт устроил настоящее свидание, совсем как в его молодости: тихо и прилично. Мы гуляли в парке, осматривали природу и кормили уток. Старичок был отечески заботлив и постоянно интересовался, все ли нормально? Не заскучала ли я? Не замерзла? Не желаю ли сменить парк на более шумные места, которые так любит местная молодежь? Я отказывалась и убеждала, что все замечательно. А тишина здешних мест ложится сладкой патокой на истерзанное сердце.

Коксофрт кивал и успокаивающе похлопывал по руке. Понимаю, мол, дорогая Арабелла, что тебя терзает. Понимаю, но помочь не могу.

Из него, наверное, получился бы чудесный дедушка.

- У вас есть семья? – спросила я, когда мы присели на резную скамеечку в тени раскидистой вербы.

- Была. Двадцать лет назад я потерял жену, а шесть лет назад сына с невесткой и внучкой.

- Ох…

- Неудачное заклятье убило их одним махом, - Коксфорт вздохнул. – Никогда не думал, что переживу собственного ребенка. А знаете, какая у меня была внучка? Веселая, смешная, чем-то похожая на вас. А как она пела… Вы умеете петь?

- К сожалению, нет, - я смутилась.

- Это не страшно. Я тоже отвратительный певец. Да и внучка не обладала сильным голосом. Вытягивала чисто всего две ноты, но зато какие! – он улыбнулся. – За душу брала, за самое нутро. Для чистого сердца отсутствие слуха не помеха.

- Боюсь, мне ничего не поможет.

- Не зарекайтесь, - Коксфорт вытащил из петлицы цветок и подал его мне. – Давайте как-нибудь проверим? Мои пальцы уже не такие ловкие, чтобы попадать по клавишам, но Альере вполне сносно играет на рояле.

- Нет, спасибо! – поспешно сказала я, понимая, что при свахе петь, тем более, не буду. – Я далека от музыки. Абсолютно далека. Мои таланты заканчиваются на танцах.

- Это тоже неплохо. А ну-ка, идемте.

Он встал со скамейки и протянул руку. На указательном пальце блестел родовой перстень, запястье обвивали часы с магическим зарядом, которые останавливались только со смертью владельца. Длинный рукав добротного сюртука скрывал старческую дряхлость, шею обхватывал ворот белоснежной рубашки, подчеркивающей седину волос … Коксфорт был весь соткан из старого доброго времени. Он являлся человеком прошедшей эпохи, когда мужчины относились к женщинам совсем иначе. В его лице, с чуть крупноватым носом, с белыми бровями и россыпью морщин вокруг глаз, сквозило жизнелюбие. Он стоял с раскрытой ладонью, ожидая когда я подам руку и, уверена, готов был так стоять долго. Он проявлял уважение в каждом движении, в каждом шаге, в каждом слове. Он не относился ко мне, как Иллинктон и не требовал невозможного, как Бишоп.