В третью стражу. Автономное плавание - И. А. Намор

* * *

«Джентльмены чужих писем не читают… – заезженная до стирания смысла сентенция крепко засела в голове Матвеева. Ее нужно было перебить чем-то не менее сильным, драматизировать, в крайнем случае довести до абсурда. – Джентльмены чужих писем не читают. Угу. Они их пишут…»

Два дня назад все было замечательно: возвращение к родным букам, рыбалка, чудесная ночь с Морти и Мардж, снова возвращение в поместье. Слегка ощипанный, но непобежденный, Степан смог даже выдержать полный укора материнский взгляд.

«Конечно же, ей все уже доложили, – думал он, улыбаясь без тени раскаяния, как довольный мартовский кот. – Неудивительно. Мы своими воплями мешали спать не только одной провинциальной гостинице, а, пожалуй, целому кварталу. Ну и пусть. Я уже не мальчишка. Я вполне самостоятельный человек с профессией и положением в обществе и могу себе позволить многое… Кто? – Матвеев чуть не поперхнулся, и хорошо, что в этот момент рядом уже никого не было. – Стоп! Откуда эти мысли… Риторический вопрос, – конечно же от „реципиента“. Живучий, за-р-раза. С этим „партизаном“ надо что-то делать, а то ненароком в дурку загреметь можно».

«Принять ванну, выпить чашечку кофе, что еще нужно молодому аристократу? – Настроение Степана, без всякого сомнения, было сегодня на подъеме. – Да и старому профессору водно-гигиенические процедуры не помешают. Тем более что в ванной, в нерушимом законном одиночестве, можно подумать… А это что у нас? Радиоприемник? Очень похож на небольшое надгробие. И его прихвачу, розетка вроде была, какая же ты тяжелая, ламповая, блин, техника. Новости послушаю, заодно и помоюсь… Хе-хе».

Мягко засветилась круглая шкала настройки, по которой вполне можно было изучать географию «цивилизованного» мира.

«Интересно: Лондон, Париж, Варшава, Бейпин, Нью-Йорк, Стокгольм, даже Мехико-сити… а Москвы нет как нет. И тут происки мировой буржуазии». – Пока прогреваются лампы, можно скинуть одежду, она хоть и в относительном порядке, но все-таки носит следы вчерашнего разгула. Подкрутив верньер, Матвеев, в чем мать родила, присел на край ванны и стал с интересом слушать уверенный, безупречный до отвращения голос диктора БиБиСи.

Новости почти не вызывали отклика в мыслях Степана, но, будучи пропущенными через «фильтр» восприятия Майкла, представали более выпуклыми что ли. По крайней мере, вызывали не только недоуменный интерес.

– Как сообщает наш корреспондент в Праге, политические круги и общество Чехословацкой республики крайне взбудоражены произошедшим накануне жестоким убийством основателя и лидера Судето-немецкой партии Конрада Гейнлейна, – голос диктора оставался невозмутимым.

Степана будто подбросило. Не обращая внимания на наготу, он подбежал к сваленным в беспорядке вещам и выудил оттуда портсигар и спички. Прикурить удалось с третьей попытки.

«Как же так, – думал он, – я отчетливо, правда, черт знает, откуда, помню, что Генлейн покончил с собой в плену у американцев, сразу как война кончилась».

Диктор продолжал, не меняя интонации:

– Сторонники покойного политика уже потребовали от властей Праги найти и наказать причастных к кровавой трагедии, угрожая в противном случае массовыми акциями неповиновения и требуя отделения Судетского района от Чехословакии. Манифестации судетских немцев пока носят мирный характер. Комиссар пражской полиции по телефону сообщил нашему корреспонденту, что предполагаемый убийца погиб на месте преступления из-за собственной неосторожности. Сейчас его личность устанавливается, но есть все основания считать его германским агентом.

Дальнейшее было неинтересно. Биографическая справка по Гейнлейну, история движения судетских немцев за автономию или воссоединение с Австрией воспринимались Матвеевым на уровне скорее периферийном, чем целенаправленно. Не давал покоя вопрос: кто из двоих?

В том, что произошедшее связано с его друзьями, он не сомневался.

«Неужели Олег? Не выдержал, сорвался в Прагу. Прикончил эту падаль и погиб сам. Нет. Стоп. Гнать лошадей погодим. Не Витька. Точно. Тот собирался „пощупать за мягкое“ какого-то чекиста-нелегала. Значит, Олег. Не похоже на него. Он всегда был везунчиком. И в танке не сгорел, и вообще… Остановимся пока на этом. Будем считать, что все живы и началась Большая игра. Без предупреждения».

«Когда я начну – не скажу. Настоящая война всегда начинается вдруг»[46].

«Олежка, Олежка… что ж ты так. Решил грех на душу в одиночку взять. Понял, что неизбежно каждый вступивший в бой с Драконом сам превратится в рептилию, – тут в глазах у Степана защипало, и он резко сморгнул, взяв еще одну сигарету, – и методы изберет соответствующие. Ты решил начать этот путь один. Ланселот гребаный. Ассасин-любитель, вперехлест тебя через коромысло, за ногу и об угол».

Пепел падал на метлахскую плитку. Голый, на краю роскошной ванны Матвеев не замечал ни холода, ни жесткости и неудобства импровизированного стула, ни почти переставшей парить воды.

Поймав себя на том, что вот уже добрых пять минут ругается вполголоса матом по-русски, Степан попробовал успокоиться. Нужно выстраивать новую линию поведения Майкла Гринвуда, четвертого баронета Лонгфилда. Время ненароком, а может, и вполне осознанно пущенное вскачь Ицковичем, начинает гонку.

Мыться в холодной воде – занятие не для слабых духом, но в нынешнем теле Матвеева не напугать подобными житейскими мелочами. Прибрав за собой остатки нервического свинства, Степан прошел в свои комнаты и попросил дворецкого не беспокоить его минимум до вечера и принести «прямо сюда чего-нибудь пожрать» – от этих слов лицо старого служаки явственно перекосилось, но и только.

Мысли о дальнейших действиях неожиданно натолкнулись на отсутствие хоть сколь-нибудь внятно изложенной информации об истинных политических раскладах в межвоенной Европе. Здесь даже феноменальная память баронета не всегда могла помочь. Нет, конечно, Майкл Мэтью был в курсе нынешнего мэйнстрима, обладая, однако, хоть и многочисленными, но лишь разрозненными фрагментами столь необходимого знания. Сейчас же нужно решать уравнение с таким количеством переменных и неизвестных, что Матвеев воспринял это как нешуточный вызов своим математическим способностям.

«Попробуем разбить одно уравнение на несколько и решить его по частям, – тут в ход пошла бумага и карандаш, – может, что и выйдет».

Уже через несколько часов на столе образовалась внушительная кипа исчерканных листов со схемами связей и взаимовлияний, а пепельница была полна настолько, что гора окурков грозила повторить участь Вавилонской башни. Пришлось распахнуть окно – в дыму можно уже было вешать не только отсутствующий в апартаментах молодого джентльмена топор, но, пожалуй, и всю коллекцию холодного оружия из парадного зала на первом этаже.

Взять ситуацию в лоб, кавалерийским наскоком не получалось, да еще практически неконтролируемый Майкл, как партизан, то тут, то там вылезал с совершенно несвоевременными мыслями.