Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики - Константин Черемных

Усиливается давление на Обаму и со стороны его коллег по Демократической партии — например, бывший президент США Билл Клинтон назвал его «слюнтяем и размазней» и заявил, что, не решаясь принять решение о военном вмешательстве в сирийский конфликт, Обама рискует выставить себя дураком в глазах всего мирового сообщества.

Утроили свои усилия и произраильские лоббистские организации, в первую очередь AIPAC и связанный с ним «мозговой трест» — Вашингтонский институт ближневосточной политики (WINEP). И в результате ряда аппаратных побед «ястребы» все-таки дожали Обаму».

Это редкий случай, когда мне почти нечего добавить к картине, изложенной добросовестным конспирологом. Кроме разве что одного уточнения: избрание Роухани — не случайность, а результат длительной, многолетней работы иранской диаспоры в США, в особенности «продемократического» Национального ирано-американского совета (президент — Трита Парси, исполнительный директор — Томас Пикеринг, ключевая фигура в восхождении Керри и одновременно — в опале Дэвида Петреуса). Но особенно меня радует то обстоятельство, что мэйнстримное отечественное издание а) замечает в США борьбу кланов, причем не межпартийных, а надпартийных; б) не сочло «маргинальным» (maverick) или «неполиткорректным» упоминание семьи Рокфеллеров в геополитическом контексте, в) обозначило связь группы (Байдена-Керри) — Донилона, то есть «голубей», с иранскими «голубями». Я вижу в факте этой публикации признак реабилитации демифологизирующей, то есть честной конспирологии, и виртуально жму руку незнакомому мне исследователю.

Команду Керри действительно пытались дожать. У нее отобрали контроль над Советом национальной безопасности. Еще раньше эта команда проиграла борьбу за Пакистан: ее протеже Имран Хан, плейбой-крикетист, набравший популярность на критике Вашингтона (!) за использование беспилотников, накануне выборов спикировал вниз головой с пятиметровой высоты, и этот инцидент, по мнению его сторонников и, в частности, колумнистки Huffington Post, иранки Ширин Садеги, не был случайным. Пакистан достался Навазу Шарифу, а должность спецпредставителя США в Афганистане и Пакистане занял энтузиаст применения беспилотников Джеймс Доббинс.

Но эта команда не сдалась в междоусобной борьбе за право лучше представлять интересы того G2, в котором задействованы Рокфеллеры (у Rockefeller Foundation, о чем можно узнать непосредственно на ее сайте, есть четыре зоны особого интереса — Нью-Йорк, Балканы, ЮАР и Южный Китай, а Американо-китайский центр по обмену в области искусств Колумбийского университета, лоббирующий так называемое устойчивое развитие Китая, финансируется Rockefeller Foundation с 1979 года.

24 июня Керри возвращается на Ближний Восток, публично сообщая о намерении добиться политического прорыва в палестино-израильском конфликте. В этот раз он направляется вначале не в Анкару, как раньше, а в Эр-Рияд. А пока он беседует с коллегой Саудом аль-Фейсалом, в столице Катара безвременно уходит в отставку эмир Хаад бен Халифа. Как в известной песенке, «и тут узнали мы всю правду про него».

А после этого назначенный в городе Доха первый раунд диалога США с движением «Талибан» срывается. Энтузиаст беспилотников Джеймс Доббинс, который был уполномочен Белым Домом вести эти переговоры, несолоно хлебавши возвращается в Кабул. После чего госсекретарь Керри назидательно предупреждает Катар: «США будут вынуждены рассмотреть вопрос о закрытии представительства талибов в Дохе, если на переговорах об общенациональном примирении в Афганистане не будет в самые сжатые сроки достигнут прогресс». Нетрудно догадаться, какое венценосное семейство потирает руки — естественно, саудовское.

Администрация Обамы неоднородна — и саудовское семейство неоднородно, это тоже еще какой клубок змей, особенно при зависшем вопросе престолонаследия. Но когда открывается перспектива перетягивания к себе обратно Талибана, разнородные элементы поворачиваются в одну сторону, как электроны при разнице потенциалов.

Игорь Панкратенко, шеф-редактор журнала «Современный Иран», считает нужным напомнить, что в момент создания катарской «Аль-Джазиры» (1996) «промелькнула — и после этого нигде более не звучавшая — информация о том, что к созданию канала проявил интерес тогдашний глава саудовской разведки принц Турки аль-Фейсал, фигура в арабском мире исключительно влиятельная. Для людей, знающих некие потаенности политики на Востоке, появление на горизонте этого человека всегда означает только одно: готовится нечто, в корне меняющее ход событий, и не только в регионе».

Я крайне благодарен добросовестному конспирологу за это напоминание. В самом деле, создание «Аль-Джазиры» было сигналом к началу ранее 17 лет находившегося в зародыше плана «Большой Ближний Восток». Что касается брата нынешнего главы МИД саудовского королевства, то это действительно уникальный персонаж, выстроивший две линии теневых связей влево и вправо: он был своим человеком и для Холбрука, Кларка и их младшего товарища Керри, так и для Чейни, Рамсфилда и джексоновского демократа Джеймса Вулси. Поэтому еще со времени Картера он играл и с «прогрессивными» арабскими элитами, в том числе катарскими, и с афганскими муджахедами-кутбистами. Принц Тюрки аль-Фейсал в составе Международная кризисная группа (ICG) соседствует с Джорджем Соросом, что не помешало ему в 2011 году послужить «ключевой» (по отзывам прессы) фигурой на конгрессе неоконсервативного Люксембургского форума. Это одна из немногих фигур в арабском мире, который может оказать эксклюзивные услуги как левым израильским политико-финансовым группировкам, так и правым. По влиянию он уступает Шимону Пересу лишь в одном: у Израиля есть атомное оружие, а у Саудовской Аравии нет — и этим фактом из всего саудовского семейства только Тюрки и мог позволить себе вслух, на весь мир, возмущаться.

Уход со сцены зарвавшегося катарского эмира — вряд ли столь судьбоносное событие, как разоблачения Сноудена, и все же оно кое-что знаменует. Может быть, что в этом и состоит итог «разговора на пальцах» на бильдербергской встрече: не трогайте нашу Турцию, а если вам некуда девать свой твиттерно-революционный потенциал, используйте его в Египте, то есть выберите страну, которую не жалко. Тем более что с потерей Египта многие «неоосманские» иллюзии Эрдогана, как ранее «средиземноморские» иллюзии Николя Саркози, погорят синим пламенем.

Нельзя сказать, что в Египте «все началось» в этот день. Потенциал «продолжения революции» формировался с первых ее месяцев. Может быть, с того момента, когда шейху Ка-радави не представилось возможным преодолеть свои эстетические разногласия с Мохаммедом эль-Барадеи. Тогда (16 февраля 2011 года), в день выступления Карадави на площади Тахрир топ-менеджеру Google Ваэлю Гониму не дали слова. И интернет-герой покинул митинг, закутав физиономию в египетский флаг. А за самим Барадеи 19 марта, в день парламентских выборов пустилась вдогонку толпа с палками, от которой он оперативно скрылся в лимузине.

Шейх Карадави — очень кооперативный проповедник. С тех пор, как ему досталась должность главы Совета по фет-вам и исследованиям, его принципы успели откорректиро-ваться как минимум трижды. Но можно было представить себе его ощущения, когда он ознакомился с «Хартией о мире без насилия», подписанной 16 октября 2009 года Барадеи, Далай-ламой XIV, Десмондом Туту и Михаилом Горбачевым, в особенности со строками этого произведения, касавшейся прав сексуальных меньшинств. Как раз тогда, осенью 2009 года, Brookings Institution присмотрела более приемлемую для египетского большинства фигуру — «прогрессивного брата-мусульманина» Абуль Монейма аль-Футуха. Он устраивал и шейха Карадави, но получив аванс от Хиллари Клинтон в марте 2011 года, полез в президенты «поперед батьки», то есть без спроса старших «братьев». Тогда и был найден вариант С, умеренный и аккуратный — как-никак Мурси имел американское образование и даже имел допуск к проектированию американских космических шаттлов.