Петля - Сергей Александрович Арьков

Андрей. – Хочешь – оставайся. Но ты, кажется, не командный игрок.

Оля пропустила его слова мимо ушей.

– Выглядишь скверно, – заметила она. – Ранен?

Андрей замешкался с ответом, затем признался:

– Нога. С ногой плохо. Остальное ерунда.

– Покажи.

Спорить он не стал и покорно спустил штаны. Оля присела перед ним на корточки и осмотрела рану.

– А кто зашивал? – спросила она.

– Сам.

– Сам? Ясно.

После чего девушка осторожно ковырнула край раны обкусанным ногтем. Андрей только чудом не взвыл от боли, и только очень большим чудом не сказал Оле все, что думает о ней, а набралось там этажа на три.

– Если ничего не предпринять, пойдет заражение, – сообщила девушка, поднявшись на ноги. – Кончиться может гангреной.

От одного этого слова Андрея бросило в пот. Пожалуй, лучше было пойти на корм каннибалам или наложить на себя руки, чем сгнить заживо.

– А что-нибудь можно сделать? – спросил он слезно.

– Ну, зашивать бесполезно, – заметила Оля, – да и опасно – здесь все грязное, будет только хуже. Медикаментов тоже нет, нет стерильных бинтов….

– Еще нет кондиционера, душа и стульчака с подогревом, – разозлился Андрей. – Делать-то что?

Оля чуть подумала, а затем предложила:

– Можно попробовать прижечь.

– Прижечь? Рану?

– Да. Не знаю, поможет это или нет. Если началось заражение, то вряд ли. Надо было сразу.

Андрей колебался всего секунду. Мысль о том, чтобы прижигать себя любимого была страшна до ужаса, но чудовищное слово «гангрена», брошенное на противоположную чашу весов, решило дело.

– Я согласен, – сказал он.

И добавил тихо и умоляюще:

– Ты мне поможешь? Я сам просто не смогу….

– Помогу. Но мне нужно сходить к себе, принести кое-что. Ты когда в последний раз ел?

– Уже не помню.

– Ясно. Я принесу еды. И лучше бы поспешить. Где, ты сказал, выход?

Прихватив из «оружейной» лопату, чтобы не идти с голыми руками, Оля скрылась в вентиляционной шахте, пообещав вернуться в течение часа или около того. Андрей не знал, верить ей или нет. Вполне могло оказаться и так, что он видел девушку в последний раз. Теперь, зная о его самочувствии, она может просто выждать, пока он не подохнет от ран, после чего явиться сюда и завладеть всем добром людоедов, а то и вовсе присвоить себе их жилплощадь. Не хотелось, конечно, заочно думать плохо о малознакомом человеке, но Андрей уже успел убедиться в том, что с хорошими людьми в лабиринте туго. Дело тут, конечно, было не в изначальной испорченности и склонности к злу, а во внешних условиях, которые формировали манеру поведения всех здешних узников. В конечном счете, доброта и гуманизм это роскошь, побочный эффект относительного благополучия, когда уже и еды и воды хватает на всех. Если же нужно драться за каждый кусок пищи, то вся эта шелуха мигом отсеивается. А если единственный источник пищи это люди, тут уж о гуманизме толковать нечего. Вся социальная природа человека летит к черту.

Впрочем, напомнил себе Андрей, Племя же вон как-то сорганизовалось. У них получилось то, что не смогли другие. Правда, Андрей до сих пор с трудом представлял себе общество, в котором каждый член видит во всех окружающих потенциальный ужин.

Мучительно гадая, вернется Оля или нет, Андрей провел время ожидания с пользой – на лежанке в горизонтальном положении. При этом в голове его вертелась мысль о прижигании раны, и он корил себя за то, что сам не додумался до такого простого и очевидного способа. Конечно, это было бы очень больно, и ожог доставлял бы ему массу неудобств. Но то, во что в итоге вылилась его штопка, возымело куда более неприятные последствия.

Андрей задался вопросом, сумеет ли сделать все сам, если Оля не надумает возвращаться? По большому счету, подобный вопрос даже не стоял. Сделать он должен, потому что выбора нет. И он сделает. Несмотря на то, что от одной только мысли об этой процедуре мочевой пузырь будто стискивали чьи-то сильные холодные пальцы, а грязные волосы на голове вставали дыбом.

К предстоящей процедуре следовало подойти с умом. Больше он не станет накладывать никаких больше грязных тряпок на открытую рану. У людоедов есть вода. Наверняка найдется емкость, в которой ее можно вскипятить. Так он сможет изготовить что-то, похожее на стерильный бинт, благо всевозможной ветоши вокруг в избытке.

Что же касается прижигания, делать это лучше не ножом, а железным прутом, Для этой цели отлично подойдет кусок арматуры, вроде того, что служил засовом для двери. Об анестезии, даже сорокоградусной, можно забыть, поэтому очень важно не потерять сознание от болевого шока, и довести процедуру до конца – хорошо прижечь и хорошо забинтовать. Все нужно сделать хорошо, чтобы не пришлось повторять акт самоистязания и во избежание куда более печальных последствий, вроде той же гангрены.

Время шло, а Оля не возвращалась. Андреем постепенно овладела уверенность, что девушку он больше не увидит. Неблагодарная гадина вновь обманула его, а он, дурак, рисковал ради нее жизнью.

– Сам виноват, – сделал неутешительный вывод Андрей, осторожно ощупывая распухший нос. Сунув палец в ноздрю, он выскреб оттуда стакан засохшей крови, и дышать сразу стало легче.

Кажется, Оля преподала ему еще один урок житейской мудрости: героизм – плохо, эгоизм – хорошо. Может, где-то на свете и было иначе, но в лабиринте все обстояло именно так. Но зла на девушку Андрей не держал. Она не была виновата ни в чем, и просто хотела выжить. Как и он. Как и все здесь. И поступила именно так, как было полезно для выживания. В условиях жесткого дефицита еды гораздо предпочтительнее было оставаться одиночкой, и по возможности стараться присвоить себе чужое добро. Это было не хорошо и не плохо, подобные оценочные критерии детсадовского типа следовало засунуть поглубже в одно место – здесь они не работали. Так было просто правильно, и все.

Андрей постарался перестать думать об Оле и полностью сосредоточиться на предстоящем деле. Пусть девушка и обманула его в очередной раз, она, тем не менее, подкинула ему дельную идею. И ему не стоило затягивать с ее претворением в жизнь. Первым делом нужно было отыскать емкость, в которой он сможет вскипятить воду. С этого и следовало начать.

Голод и боль отбивали всякое желание действовать. Но хуже всего была хроническая усталость, явившаяся следствием истощения организма. Она не лечилась никаким отдыхом, и буквально валила с ног. Андрею приходилось превозмогать не только ослабевший и израненный организм, но и отсутствие воли к борьбе за свое дальнейшее существование. Несвойственная ему пассивность и безразличие ко