Роман с призраком - Барбара Вуд

Новая тайна. Как это стало возможно? Но с другой стороны, как я вообще могла видеть и слышать их? До сих пор все мои чувства, кроме одного, были обращены в прошлое, и я гадала, не случится ли то же самое с последним чувством. Тогда я смогу протянуть руку и коснуться… Но сейчас я этого делать не стану. Я слишком увлеклась наблюдением за Гарриет и не хотела из-за одного необдуманного движения потерять ее.

И все же…

Вчера я заговорила с Виктором, я дважды обращалась к нему, и впервые… он впервые не исчез. Он продолжал разговаривать с Дженнифер. Только во второй раз, когда я встала и пыталась коснуться его, сцена исчезла.

Неужели это значит, что с ними невозможно общаться? Может быть, Виктор меня просто не расслышал, ведь он так увлекся разговором с Дженнифер? Можно попытаться еще раз. Я вообще не буду шевелиться, а только заговорю. Я скажу Гарриет что-нибудь, тихо, как бы невзначай, ненавязчиво.

Гарриет писала спокойно, кругом стояла тишина. Слышен был лишь треск огня и тиканье часов на каминной полке. Часы отсчитывали время прошлого. Что если я произнесу слово и она услышит меня? Как мне хотелось бы, чтобы она меня услышала. Я еще раз оглядела комнату. Меня немного раздосадовало то, что здесь не было Виктора, но его и не могло быть, поскольку он сказал, что едет в Шотландию, и поклялся никогда больше не возвращаться сюда. Неужели это означало, что я его больше не увижу? Я усомнилась в этом. Ибо ему предстояла встреча с Судьбой среди этих стен. И эта встреча должна была произойти очень скоро. Так что он вернется, я просто не знала, когда это случится.

Можно заговорить с ней сейчас? Осмелюсь ли я заговорить с ней сейчас? Я облизала губы и пробормотала имя Гарриет так тихо, как смогла. Она не подняла головы. Поэтому я произнесла чуть громче:

— Гарриет.

Она никак не отреагировала.

— Гарриет, ты слышишь меня?

Когда Гарриет наконец подняла голову, у меня от радости подскочило сердце, но тут я заметила, что она сделала это, обдумывая что-то, подыскивала следующие слова, и поняла, что мои усилия напрасны. Гарриет никогда не сможет услышать меня. Просто мне в голову пришла слишком безумная мысль. Я решила сделать еще одну попытку.

— Гарриет, прошу тебя, выслушай меня.

Тут я взглянула на свою бабушку. Та широко раскрыла глаза и уставилась на меня. Я вскрикнула и закрыла рот рукой.

— Бабуля! Как ты напугала меня!

— С кем это ты разговаривала? — спросила она, странно гладя на меня.

Я бросила взгляд на второе кресло. Оно пустовало. Газовый обогреватель вернулся на прежнее место.

— Ни с кем, бабуля. Я подумала, что ты спишь.

— Я слышала, что ты с кем-то разговаривала. Я смотрела на тебя. С кем-то по имени Гарриет.

— Нет, бабуля, я только… — Я не смогла договорить и лишь беспомощно развела руками. — Наверно, я просто думала вслух.

Теперь бабушка повернула голову и долго смотрела на пустовавшее перед газовым обогревателем кресло. Ее лицо было похоже на маску, столь же непроницаемую и бесстрастную, как лицо статуи. Она долго смотрела на это кресло, затем настороженно спросила:

— Андреа, с тобой в этом доме не случались галлюцинации?

Ее слова попали в самую точку, будто она из ружья выстрелила. Наши взгляды встретились, и мы долго смотрели друг на друга. Мне было интересно, что ей известно.

Наконец я отвела глаза и тихо сказала:

— Бабуля, я просто думала вслух. Гарриет — моя лучшая подруга в Лос-Анджелесе. Когда у меня возникают трудности, я всегда разговариваю с ней. — Я нервно захихикала. — Черт возьми, бабуля, разве ты никогда не разговариваешь сама с собой?

Ее лицо стало мягче, и на нем появилось выражение озабоченности.

— Бедняжка, здесь тебе не очень хорошо, правда? Ты покинула Лос-Анджелес в такой спешке, села на один их этих реактивных самолетов и примчалась сюда, на другой конец света. Я однажды прочитала статью в «Манчестер Гардиан» о том, что ученые, кажется, называют биологическими ритмами. Все дело как раз в этом, дорогая. Твои биологические ритмы совсем расстроились. Могу спорить, что из-за этого у тебя еще расстроился желудок, правда?

— Но…

— У меня то же самое. Посмотрим, вот это должно помочь.

Бабушка оперлась руками о подлокотник и, ворча, поднялась на ноги. С помощью трости она дошла до серванта, этого неисчерпаемого склада запасов, и достала бутылочку без этикетки с белой жидкостью.

— Она мне всегда помогает, — сказала бабушка и, пыхтя, направилась на кухню. Когда бабушка вернулась, в руке у нее была большая ложка, в которую она налила щедрую порцию белой жидкости.

— Вот, дорогая.

Бабушка поднесла ложку к моему рту.

— Что это, бабуля?

— Лекарство! Доктор выписал мне его две недели назад. У меня был запор. За один день все наладилось. Теперь у меня регулярный стул.

— Но бабушка, у меня ведь нет…

— Не спорь, дорогая, будь послушной.

Она улыбнулась и поднесла ложку еще ближе. Мне в нос ударил отвратительный сладкий запах. Я закрыла глаза и, словно ребенок, раскрыла рот и сразу проглотила всю ложку. Меня чуть не вырвало.

— Ах, бабуля! — Я схватилась за горло и начала давиться. — Это ужасное лекарство!

— Но оно точно поможет.

Я скривила лицо от ужасного вкуса во рту. Запах лишь маскировал подлинный вкус, нечто горькое, похожее на известь с привкусом еще чего-то… не поддающегося определению.

— С такими обгоревшими ногами и запором ты должна лежать в больнице, а не твой дедушка. — Бабушка закрыла бутылочку крышкой и снова спрятала ее на прежнее место. — Вот так, — произнесла она, видно, довольная тем, что сделала. — Нам нельзя засыпать в гостиной. Можно вполне лечь и на постель. Дорогая, хочешь сегодня поспать наверху на тот случай, если тебе придется бежать в туалет? Я могу положить тебе в постель две грелки.

Помня о вчерашнем приключении с платяным шкафом и весь ужас, живо запечатлевшийся в моей памяти, я решила остаться в гостиной.

— Бабушка, если придется, я быстро добегу до туалета. К тому же внизу мне будет тепло…

— Тогда хорошо, дорогая. Поступай, как знаешь. Спокойной ночи.

Бабушка поцеловала меня в обе щеки и неожиданно крепко обняла. Затем она вышла из гостиной и плотно закрыла дверь. Услыхав, как она поднимается по лестнице, я встала и выключила газ.

К своему удивлению, я обнаружила, что уснула. Но была поражена и встревожена, поскольку, проснувшись, не припоминала, чтобы снимала одежду, надевала ночную рубашку или забиралась на диван под одеяла. И тем не менее я проснулась именно в таком положении, мои глаза вдруг широко открылись и уставились в темноту. Я не сразу сообразила, где нахожусь, а когда вспомнила, почувствовала, как одеяла давят на мои чувствительные ноги. Отбросив одеяла и сев на диван, я поняла, что растревожило мой сон.