Что они несли с собой - Тим О'Брайен

Глупая ошибка. Вот что это было — ошибка, но она стоила жизни Кайове.

Старший лейтенант Джимми Кросс ощутил, как внутри у него что-то сжимается. В письме отцу Кайовы он в первых же строках извинится. Просто чтобы признать промахи.

Он возложит вину на того, кто воистину виноват. Тактически, скажет он, место с самого начала невозможно было оборонять. Плоская низина. Никаких естественных укрытий. И поздно ночью, когда из-за реки начался артобстрел, они могли только залечь в жиже и ждать. Поле буквально взорвалось. Дождь, жижа и шрапнель — всё смешалось, само поле словно бы кипело. Он объяснит это отцу Кайовы. Не затирая собственной вины, он в деталях поведает, как снаряды выбивали кратеры в вонючей воде, поднимая огромные фонтаны дерьма, как потом кратеры заполнялись вязкой жижей, засасывая все и вся, заглатывая вещи и оружие, саперные лопатки и бандольеры, и таким образом его сын Кайова стал частью отходов и войны.

Моя вина, скажет он.

Выпрямившись, старший лейтенант Джимми Кросс потер глаза и попытался собраться с мыслями. Дождь сеялся холодной, унылой моросью.

Почти у реки лейтенант обернулся и снова заметил молодого солдатика. Тот до сих пор одиноко торчал посреди поля. Плечи у мальчишки подрагивали. Было что-то в позе солдатика, в том, как он нашаривал какой-то невидимый предмет под жижей, что привлекло внимание Джимми Кросса.

Наконец, лейтенант пробормотал про себя: «Моя вина», кивнул и побрел по колено в воде к мальчишке.

* * *

Юный солдатик очень старался не плакать.

Он тоже винил себя. Согнувшись пополам, шаря обеими руками, он как будто ловил какое-то существо, которое все уворачивалось и ускользало, — рыбу, а может, лягушку. Губы у него шевелились. Как и Джимми Кросс, мальчишка объяснял что-то отсутствующему судье. Не для того, чтобы оправдаться. Мальчишка признавал свою вину и хотел только изложить все обстоятельства.

Сделав несколько шагов в сторону, он наклонился и запустил руки в грязь.

Он представлял себе лицо Кайовы. Они были друзьями, близкими приятелями, и он вспоминал, как вчера ночью они притулились друг к другу под плащ-палатками, как мерно лил холодный дождь, как вода поднялась им до коленей, а Кайова только отшучивался и говорил, мол, надо думать о хорошем. Потом они долго болтали про родных и города, в которых выросли. В какой-то миг мальчишка показал Кайове снимок своей девушки. Для этого он включил фонарик. Глупо, нельзя так делать, но он все равно включил. Кайова подался вперед посмотреть на фотку. «Ха, а она милашка», — сказал он. И тут вокруг них взорвалось поле.

Он мертв, думал мальчишка. Погиб из-за фонарика. Опасный идиотизм. А в результате его друг Кайова труп. Убит из-за пустяка.

Он бы не отказался взглянуть на случившееся иначе, но был не в состоянии. Всё просто и очевидно. Он вспомнил, как совсем близко упали два снаряда, потом третий, еще ближе, и как слева от него раздался крик. Крик был рваный и сдавленный, но он сразу понял, что кричал Кайова.

Он, мальчишка, пополз было на крик, но потерял ориентацию в пространстве, да и поле его словно бы засасывало, и все кругом было черным и сырым, и он не мог определить, где он, не мог собраться с духом… А потом рядом попал еще один снаряд, и на минуту пришлось задержать дыхание и нырнуть под воду.

Позднее, когда он снова вынырнул, криков уже не было. Была рука и наручные часы, и носок ботинка. Были пузырьки на том месте, где должна была быть голова Кайовы.

Он вспомнил, как схватил ботинок, и как потянул изо всех сил, и как поле будто бы тянуло в ответ — точно состязание по перетягиванию каната, в котором ему не победить. В итоге он прошептал имя друга и вынужденно отпустил. Он стоял и смотрел, как исчезает ботинок в зловонной жиже. Затем долгое время что-то еще происходило, но он забыл, что именно. Различные звуки, различные запахи… Гораздо позже он обнаружил, что лежит навзничь на небольшом возвышении, ощущает вкус дерьма во рту, слушает дождь, взрывы и бульканье. Он был один. Он всё потерял. Он потерял Кайову и свое оружие, фонарик и фотографию своей девушки. Это он помнил. Он тогда еще спрашивал себя, нельзя ли потерять себя самого?..

Теперь, под тупым утренним дождем, мальчишка был близок к панике. Он быстро переходил с места на место, наклонялся и шарил руками в вязкой жиже. Он не поднял глаз, когда подошел лейтенант Джимми Кросс.

— Вот тут, — говорил мальчишка. — Должен быть прямо тут.

Джимми Кросс помнил лицо мальчишки, но не фамилию. Такое иногда случалось. Он старался относиться к своим людям как к личностям, но порой фамилии просто выпадали из памяти.

Он смотрел, как солдатик опускает руки в воду.

— Вот тут, вот тут… — повторял он. Движения его казались случайными и дергаными.

Выждав минуту, Джимми Кросс сделал к нему еще шаг.

— Послушай, — негромко произнес он, — парень может быть где угодно.

Мальчишка, наконец, поднял голову.

— Кто?

— Кайова. Не можешь же ты думать…

— Кайова мертв.

— Ну да.

Молодой солдатик кивнул.

— А как же Билли?

— Кто?

— Моя девушка. Как с ней быть? Тот снимок — единственный, другого у меня нет. Я прямо тут его потерял.

Джимми Кросс покачал головой. Его взаправду тревожило, что он не может вспомнить фамилию.

— Притормози, — сказал он. — Я не…

— Фотокарточка Билли. Она упакованная была… она у меня в полиэтилен запаяна… поэтому с ней все порядке, она не испорчена… если только я смогу… Прошлой ночью мы на нее смотрели… мы с Кайовой. Прямо тут. Я точно знаю, что она где-то здесь.

Джимми Кросс улыбнулся мальчишке.

— Попросишь у нее другую. Получше.

— Она не пришлет мне другую. Она даже больше не моя девушка… Она не пришлет… Черт, я должен ее отыскать.

Мальчишка всплеснул руками.

Он прошаркал три шага в сторону, опять наклонился и запустил обе руки в жижу. Плечи у него подрагивали. На короткий миг старший лейтенант Кросс задумался, где оружие мальчишки и его каска, но решил, что лучше не спрашивать.

На него накатила жалость. На мгновение день словно бы смягчился. Столько боли, думал он. Он смотрел, как юный солдатик бредет в воде, наклоняется и выпрямляется, и наклоняется снова, будто из этих отходов, этого дерьма можно что-то спасти.

Джимми Кросс про себя пожелал мальчишке удачи.

Потом он закрыл глаза и вернулся к написанию письма отцу Кайовы.

* * *

По другую сторону поля Эйзр, Норман Боукер и Митчелл Сандерс брели вдоль размытого водой берега. Близился полдень.

Норман Боукер все-таки нашел Кайову. Тот был на глубине двух футов под водой. На поверхности торчал только носок ботинка.