Что они несли с собой - Тим О'Брайен

— Это он? — спросил Эйзр.

— Кто же еще?

— Не знаю. — Эйзр покачал головой. — Просто не знаю.

Норман Боукер коснулся ботинка, прикрыл на мгновение глаза рукой, потом выпрямился и посмотрел на Эйзра.

— Ну и в чем соль? — спросил он.

— Ты о чем?

— Про шутку, дескать, дерьмо жрать. Ну валяй, объясни.

— Забудь.

Митчелл Сандерс велел им заткнуться. Все трое отошли туда, где было посуше, и сложили рюкзаки и оружие, потом вернулись по грязи к месту, где виднелся ботинок. Тело скрывалось под водой, было погребено под слоем ила и глины. Трудно было ухватиться, жижа постепенно всё сильнее засасывала бедолагу. Дождь полил с новой силой. Пошарив, Митчелл Сандерс ухватился за вторую ногу Кайовы. Потом Сандерс со вздохом сказал: «О’кей», — и, взявшись за обе ноги, они с силой дернули. Внизу что-то слегка поддалось, совсем чуть-чуть. Они попытались снова, но на сей раз тело вообще не сдвинулось с места. После третьей попытки они отступили и минут десять тупо пялились на воду.

— Взялись, — наконец сказал Норман Боукер.

Он досчитал до трех, и они напряглись и потянули.

— Застрял, — промолвил Митчелл Сандерс.

— Понял уже. Господи Боже!

Они попробовали еще раз, потом позвали Генри Доббинса и Крыса Кайли и поднажали впятером, но тело застряло намертво.

Эйзр отошел к сухому участку и сел, держась за живот. Лицо у него было серое. Остальные стояли кружком, смотрели на жижу, через некоторое время кто-то сказал:

— Не можем же мы просто оставить его тут.

Остальные кивнули, достали саперные лопатки и начали копать. Это был тяжелый и грязный труд. Складывалось ощущение, что жидкая каша наползает быстрее, чем они копают, но Кайова был их другом, и потому они не сдавались.

Медленно, небольшими группками подтянулся остальной взвод. Только лейтенант Джимми Кросс и юный солдатик еще обшаривали поле.

— А знаете что, пожалуй, надо сделать? — пробормотал Норман Боукер. — Следует сказать лейтенанту.

Митчелл Сандерс покачал головой.

— Только напортачит. А кроме того, он там вполне счастливым выглядит, взаправду довольным. Оставь его в покое.

Спустя полчаса они высвободили нижнюю половину тела Кайовы. Труп вверх ногами засел под острым углом в иле — ни дать ни взять ныряльщик, который головой вперед бросился с высокой вышки. Какое-то время взвод мог только пораженно смотреть. Но вот Митчелл Сандерс кивнул и сказал:

— Давайте заканчивать.

И они схватили мертвеца за ноги и с силой потянули, потом потянули еще, и через минуту Кайова выскользнул на поверхность. У него отсутствовал кусок плеча; руки, грудь и лицо были изорваны шрапнелью.

— Могло быть и хуже, — обронил Генри Доббинс.

А Дэйв Дженсен спросил:

— И как же, приятель? Скажи мне — как?

Стараясь не глядеть в лицо покойнику, они осторожно отнесли его к сухому месту, где и положили. Тряпками они стерли грязь. Крыс Кайли обыскал его карманы и сложил его личные вещи в пластиковый пакет. Затем этот пакет он примотал к запястью Кайовы, после чего по рации вызвал вертолет.

Остальные разошлись, постарались найти, чем заняться: одни курили, другие открывали банки сухого пайка, третьи просто мокли под дождем.

Все испытывали облегчение, что справились с задачей. Теперь впереди замаячила надежда найти какую-нибудь хижину или заброшенную пагоду, где можно будет раздеться и выжать одежду, а может, даже развести костер. Всем было жаль Кайову. А еще они испытывали своего рода душевный подъем, тайную радость, потому что остались живы и потому что даже дождь лучше, чем чтобы тебя засосало в дерьмо. В конце концов, всё решает слепой случай, везение.

Эйзр сел рядом с Норманом Боукером.

— Слушай, — начал он, — я про те глупые шутки… я ничего такого не имел в виду.

— Мы все болтаем разное.

— Да, но когда я увидел парня, то почувствовал… даже не знаю… словно он нас слышал.

— Не слышал.

— Наверное, нет. Но я почти виноватым себя ощутил… точно, если бы я держал рот на замке, ничего такого не стряслось бы. Точно это моя вина.

Норман Боукер смотрел на размокшее поле.

— Это ничья вина, — вздохнул он. — И всех сразу.

* * *

Посреди поля старший лейтенант Джимми Кросс сидел на корточках в жиже, почти полностью в нее погрузившись. Мысленно он раз за разом переписывал письмо отцу Кайовы. На сей раз получилось безликое. Офицер отстраненно выражает соболезнования. В извинениях нет необходимости, поскольку, в сущности, это просто дурацкая случайность, а война полна дурацких случайностей, и вообще ничто не может такого извинить. И это правда, думал он. Чистая правда.

Лейтенант Кросс глубже ушел в грязь, черная вода стояла теперь у его горла, и попытался сказать себе, что это правда.

Рядом с ним, в нескольких шагах левее, юный солдатик все еще искал фотокарточку своей девушки. Все еще вспоминал, как убил Кайову.

Мальчишке хотелось признаться. Он хотел рассказать лейтенанту, как среди ночи достал фотографию Билли и передал Кайове, а потом включил фонарик, и как Кайова прошептал: «Ха, а она милашка», и как на мгновение в свете фонарика лицо Билли вспыхнуло, и как сразу затем вокруг них взорвалось поле. Это из-за фонарика. Он был как мишень, светящаяся в темноте.

Солдатик посмотрел на небо, потом на Джимми Кросса.

— Сэр? — окликнул он.

Дождь и туман наползали на поле огромной серой стеной серости. Где-то поблизости зарокотал гром.

— Сэр, — произнес мальчишка, — я должен кое-что сказать…

Но лейтенант Джимми Кросс не слушал. Закрыв глаза, он все глубже погружался в нечистоты, позволяя чертову полю себя забрать. Он откинулся на спину и закачался в вонючей жиже.

Когда умирает человек, положено винить кого-то или что-то. Джимми Кросс это понимал. Можно винить войну. Можно винить идиотов, которые войну развязали. Можно винить Кайову за то, что на нее пошел. Можно винить дождь. Можно винить реку. Можно винить поле, грязь, климат. Можно винить врага. Можно винить артиллерийские снаряды. Можно винить людей, которые поленились прочесть газету, которым наскучили ежедневные сообщения о числе погибших, которые переключают каналы при одном только упоминании политики. Можно винить целые народы. Можно винить Бога. Можно винить производителей оружия или Карла Маркса, злую судьбу или старика в Омахе, забывшего проголосовать.

Но посреди поля причины всегда непосредственные. Минутная небрежность, или ошибочное суждение, или обычная глупость имеют последствия, которые длятся вечно.

Джимми Кросс долго лежал в грязи. Приближаясь с востока, нарастал за облаками гул вертолета, но он не обращал на это внимания. Все еще не открывая глаз, сидя в дерьме, он позволил себе ускользнуть. Он дома в Нью-Джерси. Золотой день на поле для гольфа, ярко-зеленая подстриженная трава, и он загоняет шар в первую лунку. Мир без ответственности. Когда война закончится, думал он, тогда он, возможно, напишет отцу Кайовы. А может, не напишет. Может, просто сделает пару умелых замахов и пошлет мяч к следующей лунке, а после соберет свои клюшки и уйдет.