Полеты воображения. Разум и эволюция против гравитации - Ричард Докинз

здесь. Самолеты эволюционировали постепенно из планеров и затем, пройдя стадию первых бипланов, превратились в изящные и быстрые авиалайнеры наших дней.

Я говорил о соколе-мутанте и о скворце-мутанте, которые получили больше шансов на выживание, поскольку лучше умели летать. Но тогда получается, что усовершенствование должно было ждать, пока случайно не появится нужная мутация, примерно как ждать, когда объявится нужный гений-одиночка. Однако в эволюции так не бывает, точно так же как научно-технические инновации у людей обычно не должны дожидаться гения-одиночки. Да, мутация действительно служит источником новых идей для эволюции. Однако половое размножение составляет из мутантных генов вместе со всеми прочими множество разных новых комбинаций, которые затем отдаются на суд естественного отбора. Гены, подобно инженерным идеям, тасуются и переставляются, прежде чем от них отказываются. Это сложнее, чем дожидаться, когда появится хитрая мутация (или гений-одиночка).

БРАТЬЯ РАЙТ

Первый в истории полет на силовом двигателе. Обратите внимание на крутку крыла – ее изобрели братья Райт, чтобы контролировать летательные поверхности. В современных самолетах она не применяется, но можно сказать, что нечто подобное

Глава 14

Что толку в половине крыла?

Еще остались люди, которые не верят в эволюцию, несмотря на все неопровержимые доказательства. Они хотят верить, что крылья птицы и летучей мыши – плод целенаправленной творческой мысли, что они сконструированы каким-то великим сверхъестественным инженером. Такие люди называются креационисты. В приличных университетах их не найти. Зато в менее образованных кругах – сколько угодно.

ЛЕСНОЙ ЛЕТУЧИЙ ДРАКОН

Скелет позвоночного дает много вариантов натяжения поверхности для парения. “Летучая ящерица”растопыривает ребра внутри кожной перепонки. Этот дракон только что совершил мягкую посадку на ствол далекого дерева.

Один из излюбленных доводов креационистов опирается на то, о чем я говорил в предыдущей главе: эволюция должна действовать через постепенные небольшие изменения и вынуждена работать с тем, что уже существует, вместо того чтобы перейти прямо к наилучшему решению задачи. А в случае крыльев креационисты любят задавать вопрос, который вынесен в название главы: “Что толку в половине крыла?” Да, говорят они, настоящее полноценное крыло – это очень хорошо, но ведь крылатое животное должно было произойти от бескрылого, и промежуточные стадии вряд ли на что-то годились: сначала десятая часть крыла, потом четверть крыла, потом половина… Разве предок, у которого была всего лишь половина крыла, не должен был шлепнуться на землю и если не разбиться, то по крайней мере попасть в глупое положение? Каждый шаг по эволюционной лестнице к нормальному крылу должен был быть лучше предыдущего, а все промежуточные звенья – животные с частями крыла – должны были выжить. Причем выжить лучше, чем их конкуренты, у которых части крыльев были немного меньше. Конечно, все промежуточные звенья должны были потерпеть неудачу, говорят креационисты. Ни о каком постепенном подъеме к совершенству речи, конечно, не было.

Как отвечают на это ученые? На самом деле вопрос по-детски прост. Вернемся к главе о парашютах и планерах. Вспомним летяг и австралийских сахарных поссумов, шерстокрыла с его кожаным парашютом, натянутым между четырьмя лапами и хвостом. Леса планеты, особенно Юго-Восточной Азии, населены множеством других прекрасных парашютистов и дельтапланеристов. Летучие ящерицы, они же летучие драконы (их латинское название Draco), тоже обзавелись перепонками из кожи, но у них кожа натянута не между растопыренных конечностей, вместо этого ребра у ящерицы торчат в стороны, и на этом каркасе держатся два нежных крыла – помните, мы говорили, что эволюция задействует уже имеющееся, а не начинает с чистого листа? В тех же лесах обитают и “летающие” змеи. У них нет никаких заметных глазу крыльев, (конечностей у них тем более нет). Но их ребра раздвигаются в стороны достаточно, чтобы все тело сделалось плоским и приобрело в сечении ту же кривизну, что и крыло самолета, а это обеспечивает достаточный эффект парашюта, возможно, при содействии закона Бернулли. Змеи могут планировать с дерева на дерево на 30 метров. И все это время они медленно опускаются, однако спуск этот управляемый, они словно плавают в воздухе, проделывая те же волнообразные движения, при помощи которых перемещаются по земле или в воде. В тех же лесах водятся парящие лягушки. У них перепонки натянуты между растопыренными пальцами на всех четырех лапах. Никто из этих планеристов не летает по-настоящему, их летательные поверхности скорее похожи на парашюты, то есть продлевают падение. Как же эволюция создавала их?

ЛЕТАЮЩАЯ ЛЯГУШКА

Летающая лягушка растопыривает пальцы на всех четырех лапах, и перепонки ловят воздух.

Все эти животные-парашютисты живут в лесах, где солнце светит на листья, которые питают все лесное сообщество. Там, в этих воздушных угодьях, резвятся белки, иногда перепрыгивая с ветки на ветку. У беличьего хвоста несколько функций. Белки подают им сигналы другим белкам, он помогает удерживать равновесие во время бега и прыжков по веткам. Насколько мне известно, он используется как зонт в дождь, а пустынные белки укрываются им от солнца. А кроме того, его пушистая поверхность ловит воздух и помогает белкам прыгать дальше на ту малую толику, чем прыгали бы белки без хвоста.

Что же это меняет? Если белка не допрыгнет до намеченной ветки, она рискует упасть и сильно покалечиться. Наверняка существует предельное расстояние, на которое могла бы допрыгнуть белка без хвоста. Даже не очень пушистый хвост дал бы белке возможность прыгать чуть-чуть дальше. Но насколько? Даже если всего на несколько сантиметров, этого было бы достаточно, чтобы у особи с немного более пушистым хвостом было немного больше преимуществ. А где-то там, в вышине, наверняка найдется критическое расстояние между ветками, которое едва способна преодолеть белка с хвостом еще чуть-чуть пушистее. И так далее. Лес обеспечивает весь диапазон расстояний между ветками. Поэтому, как бы далеко ни могла допрыгнуть белка с нынешним хвостом, где-то есть две ветки, расстояние между которыми она могла бы покрыть, только если бы хвост у нее был капельку пушистее или длиннее. У особи из следующего поколения с немного более совершенным хвостом меньше риск упасть и больше вероятность выжить и передать гены усовершенствованного хвоста.

Суть в том, что пушистость хвоста – не то качество, которое или есть, или его нет. Для хвоста любого размера и пушистости существует расстояние между ветками, которое удалось бы преодолеть, только если хвост был бы самую