Дневники Клеопатры. Восхождение царицы - Маргарет Джордж

Перебежчик оказался немолодым египтянином, служившим в войске моего отца до прихода легионеров Габиния. Вид у него был пристыженный. Дезертиры и шпионы всегда так выглядят, даже если они знают, что дело их прежних хозяев безнадежное и неправое.

Я облачилась в царские одежды, дабы он видел, что пришел не к бродягам и разбойникам, а на сторону законной правительницы.

Солдат пал ниц, целуя землю, а потом поднял голову и возгласил:

— О великая царица Востока, моя душа принадлежит тебе, как и мое тело! Я ожидаю твоих повелений.

Я, как и многие до меня, подумала: предатели могут быть полезны, но доверять им нельзя.

Все обстояло так, как уже доложил Мардиан. Черное дело совершено Ахиллой и римским командиром Септимием, одним из бывших подчиненных Помпея, однако вдохновителем злодеяния был Феодот. Он заявил: «Мертвый лев не укусит». Это практическое соображение заставило их забыть о долге, чести и обязательствах, а Помпей нашел свою смерть у тех самых берегов, где по праву рассчитывал обрести помощь и поддержку.

Его обезглавленное тело швырнули на песок и оставили там, позволив вольноотпущеннику Помпея кремировать останки погибшего господина. Бедняге пришлось собирать на берегу дерево для костра, но найденных веток оказалось явно недостаточно. Тело…

— Довольно о мертвых, — остановила я рассказчика. — Лучше поведай, что случилось по прибытии Цезаря.

— Только с чужих слов, царица, ибо меня там уже не было. Мне хватило того, что я видел. Я твердо решил дезертировать при первой возможности. Поэтому встретить Цезаря мне уже не довелось, я лишь слышал, что он прибыл в Александрию. Феодот решил подольститься к нему, преподнеся голову и кольцо, но Цезарь пришел в ярость. Я слышал, что Феодот сетовал на неблагодарность римлянина перед тем, как сбежать.

— А где сейчас Ахилла? И Птолемей?

— Ахилла по-прежнему в Пелузии, напротив твоей армии. Птолемей мечется между армией и Александрией. Цезарь живет во дворце. Последнее, что я узнал перед побегом, — он высадился как римский магистрат, со всеми знаками отличия и власти, словно ожидал признания и повиновения. А Феодот бормотал, будто Цезарь претендует на право быть третейским судьей между тобой и Птолемеем.

Неужели это правда?

— Какова, по твоему мнению, обстановка в городе? Хорошо ли он защищен?

— Очень хорошо. Ахилла позаботился об обороне. У ворот караулы, на башнях стража, гавани перекрыты.

— Получается, Цезарь в ловушке?

— Да. Но сам он, похоже, видит ситуацию иначе. Кажется, это положение его не беспокоит.

Итак, Цезарь блокирован внутри. А я — снаружи.

Прошла неделя, потом две. Ничего не происходило. Наши армии продолжали стоять одна напротив другой, разделенные полоской пустыни, и ни та ни другая не двигалась с места. Потом появился еще один дезертир и принес новое известие: Птолемей перебрался к Цезарю, и теперь они вместе живут во дворце. (Интересно, что рассказывали Ахилле наши дезертиры? Что мы пребываем в нерешительности? Устали ждать, но не находим сил для того, чтобы навязать противнику сражение?)

День за днем мы сидели у стен под тенью пальм и ждали. Верблюды дремали, прикрыв веки с длинными ресницами, а от скал под прямыми лучами солнца исходил характерный запах перегретого камня. Нас охватила своего рода апатия: казалось, мы провели здесь уже целую вечность и останемся навсегда.

Однажды дневной свет начал меркнуть. Начальник стражи, уроженец Газы, явился ко мне и объявил:

— Готовьтесь! Надвигается песчаная буря!

Нам пришлось наглухо, в несколько слоев, закрепить пологи шатров, плотно обвязать материей все сундуки и короба, а главное — закрыть плотными повязками лица. Когда ветер принесет взвесь мельчайших песчинок, дышать можно будет только через марлю.

— Поторопись, Ирас! — велела я. — Поставь сундуки с деньгами и шкатулки с драгоценностями на расстеленный плащ, чтобы они не ушли в песок. Да, и кувшины с водой тоже. Потом закутай все это сверху, а сама иди ко мне. Накроемся вместе еще одним плащом, а поверх него набросим одеяло. Получится палатка в палатке.

Ирас сделала все это, и мы стали ждать. Ветер усилился, и вместе с его завыванием стенки шатра прогибались внутрь. Песок проникал сквозь самые крохотные щели в ткани, просачивался, почти как вода. Воздух из-за него подернулся туманной дымкой.

Песчаная буря бушевала несколько часов. Наконец к ночи она стала стихать, но мы еще некоторое время не осмеливались пошевелиться. Нам повезло, что она началась днем, когда заметны признаки ее приближения, и людям удалось подготовиться. Я уже собиралась поднять полог, но тут стенка палатки вновь вспучилась внутрь: ветер все еще оставался сильным, хотя, кажется, больше не нес с собой столько пыли. Неожиданно полог приподнялся, в проеме показались руки. Я увидела, как кто-то заползает внутрь.

— Здесь, господин, — послышался голос одного из моих стражей.

За первой фигурой проследовала вторая, тоже на четвереньках. Обе были полностью закутаны в плащи.

— Царица, — позвал страж. — Ваше величество, вы здесь?

Я откинула плащ, но оставила на лице вуаль.

— Да, здесь. Кого ты ко мне привел? Назови его имя.

— Это Руф Корнелий, посланец Цезаря.

Посланец Цезаря! Я застыла.

— Мы примем его. Встаньте и откройте свои лица.

Оба человека поднялись на ноги и откинули капюшоны. На голове Корнелия я увидела римский шлем с декоративным гребнем.

— Добро пожаловать, — промолвила я. — Что император Цезарь хочет передать царице Клеопатре?

Сердце мое стучало.

— Мой командир Цезарь говорит, что прибыл в Египет, дабы исполнить волю покойного царя Птолемея. В своем завещании царь просил Рим проследить за тем, чтобы его дети Птолемей и Клеопатра правили совместно. Поскольку воля царя нарушена, а брат и сестра воюют друг с другом, Цезарь выражает свою обеспокоенность и огорчение.

«Интересно, — подумалось мне, — что он намерен предпринять, чтобы исправить дело?»

Однако я тщательно и осторожно подбирала слова, ощущая во рту вкус висевших в воздухе песчинок, и вслух сказала совсем другое:

— Меня это тоже огорчает. Увы, предательство нередко препятствует торжеству справедливости. Например, Помпея предали, как и меня. Причем те же самые люди.

— Цезарь выслушает это дело и примет решение.

— А Цезарь его еще не принял? Мой братец наверняка нашептывает ему на ухо сладкие слова.

— Он желает услышать и твои слова. И предполагает, что они будут слаще.

Я застыла. Что это значит? Намек на взятки? На уступку Риму части нашей территории?

— Он хочет, чтобы мы поторговались? Как купцы на базаре?