Третий экипаж - Алексей Гребенников

«Один долго не будешь». Выходит, не врал Кишу чюлэни-полут.

А мышонок совсем обжил правый карман кукашки. Смело выглядывал наружу, козырьком приставлял лапку ко лбу, командовал: «Забирай правее!» Ругался: «Идти надо быстрее!» Уверял, что после его ухода в Большей норе остались одни дураки.

Иногда видели следы чужих нарт.

Тоскливо тянуло войной и смертью.

Икики боязливо прятался в карман:

«Это Дети мертвецов шли».

«Может, повернем в другую сторону?»

«А как тогда попадем к Столбу?»

«Съедят нас, вообще не попадем».

«Меня не съедят, – хвастался Икики. – Я убегу».

«Так быстро бегаешь? – удивлялся Киш. – А со мной что будет?»

Икики туманно намекал: «Хороший друг желает другу только хорошее».

Однажды услышали шум.

По снежному полю бежал человек.

В меховой кукашке, руками махал. Лицо круглое, потное.

Кричал бессмысленное, наверное, боялся. Да и как не бояться?

Переступая толстыми ногами, отблескивал под сполохами черной, влажной, голой, как базальт, кожей зверь Келилгу. Когти позвякивали, как сабельки. Массивный, большой, как гора. Даже не гнался за человеком, а просто переступал толстыми, как столбы, ногами. Один раз переступит – сразу приблизится. Еще раз переступит – еще больше приблизится.

«Спорим, догонит!» – крикнул мышонок.

Зверь Келилгу выглядел довольным, не торопился.

Он переступал толстыми ногами, позвякивали когти, мерзлая тундра вздрагивала. Глаза огромные, не моргают. Уверенный.

«Такое есть будет», – удовлетворенно шепнул мышонок, глядя на убегающего.

Киш крикнул: «Эй, Келилгу!»

Пожалел убегающего. Крикнул второй раз: «Эй, Келилгу!»

Зверь остановился. Мышонок Икики от ужаса юркнул в карман.

«Эй, Келилгу, смейся! Эй, Келилгу, будешь доволен! – громко прокричал Киш. – Я жирный, ты меня скоро съешь! И он жирный, – указал на убегающего, – ты его тоже скоро съешь!»

«Ха-ха-ха!»

Келилгу довольно засмеялся.

Пасть зверя так широко раскрылась, что верхняя челюсть коснулась черной голой спины, а нижняя упала на черную, тоже голую грудь. Но Киш не боялся страшного зверя. Мог даже вскочить на страшный запрокинутый нос Келилгу, такой быстрый в движениях. И вскочил бы, но мышонок Икики дергался в кармане, сучил лапками, клялся: «Промахнешься!»

Когда Келилгу отсмеялся, Киш и убегающий были далеко.

Убегающий оказался плосколицым, смотрел робко, на вопросы прямо не отвечал:

«Я к отцу бегу».

«А звать как?»

«Я к отцу бегу».

«Отстань от него, – сердито крикнул из кармана Икики. – Может, это его имя. Может, он просто вкусная пища зверя Келилгу».

Зверь тоже рассердился, сделал шаг, сразу приблизился к беглецам.

«Где отец?» – оглядываясь, спросил Киш.

«Видишь, темное впереди? Видишь, темное, островерхое?»

«Вижу. Камни, наверное. С них снег обмело ветром».

«Нет, ураса это. В ней отец».

Мышонок крикнул: «Не добежите!»

«Эй, Келилгу, смейся! – крикнул Киш, останавливаясь. – Эй, Келилгу, будь доволен! Я жирный, ты скоро меня съешь! Мой друг мокрый от пота – его тоже скоро съешь. – Пощелкал языком: – Вкусно! Сразу двоих съешь».

Подумал, похлопал по карману: «Даже троих!»

«Ха-ха-ха! Кто третий?» – «Звать Икики. А можно – Илулу». – «Ха-ха, вкусная закуска. Илулу буду звать».

«Я убегу! Я от всех убегу», – пищал мышонок.

«Брось своего Илулу! – на ходу крикнул робкий беглец. Он потел и задыхался от бега. – Даже если он Икики – брось. Не знаю таких. Пусть Келилгу съест твою закуску, а мы убежим».

«Совсем убежите?» – обеспокоился Келилгу.

«Нет, Келилгу, – заверил Киш. – Ты всех съешь».

Келилгу опять засмеялся. Верхняя челюсть так откинулась, что коснулась черной голой спины. Прямо трясся от довольного смеха. А пока трясся и хохотал, Киш и плосколицый добежали до урасы. Она была как гора, тень на половину мира бросала. Откинув закрышку, вышел навстречу старичок. Насупленный, морщинистый, кукашка мятая. Почесал там, где обычно растет бородка, спросил беглеца:

«Ты пришел?»

«Ну, я пришел».

«Что видел?» – спросил старичок. «Ну, Келилгу видел». – «Что слышал?» – «Ну, Детей мертвецов слышал».

Пока так отвечал, Келилгу приблизился.

Нависал над беглецами, как черная базальтовая гора, не торопился, да и старичок будто не видел страшного зверя. Правда, и убегавший больше не торопился. Зверь Келилгу выкатил блестящие, как у рыбы, глаза, вскинулся на задние ноги, прикидывал, наверное, кого первым забросить в жаркую пасть.

«Кого с собой привел, Мымскалин?»

Плосколицый в последний раз вытер мокрый лоб, ответил уклончиво:

«Ну, разных привел. Ну, вместе бежали».

И недовольно потянул носом:

«Пахнет народом Аху».

Старичок засмеялся:

«Отдыхать будем».

Так жил бог Кутха.

Черная ураса крыта ровдужными шкурами. Очаг дымит, везде сажа. Кукашка заштопана в пяти местах. Пока разбирались с именами, пришла Ильхум – жена Кутхи. Эта как луна круглая. Всплеснула материнскими руками, повела Мымскалина – малого сынка, кровь родную, к незамерзающему озеру, из-под земли нагретому Билюкаем.

Крикнула уходя: «Кутха, прими гостей, не пугай их».

Сердито покосилась на карман Киша: «Народом Аху пахнет. Противно пахнет. Всё равно не пугай».

Ушла. Тогда Киш обернулся.

Исполинская челюсть Келилгу поднималась над ним.

Киш вскрикнул: «Ильхум сказала, не пугать гостей!»

Кутха недовольно повел рукой, и зверь Келилгу застыл.

Одна нога поднята, чтобы шагнуть вперед, когти звонко обвисли.

Неустойчиво стоял, но не падал. И пасть открыта – как вход в другой мир.

«Хочешь посмотреть на Келилгу изнутри?» – без слов спросил Кутха.

Киш робко, так же, без слов, ответил: «Нет, не хочу».

«Может, этот твой хочет?» – взглядом указал Кутха на карман.

«Киш, скажи ему: я не хочу», – пропищал мышонок.

Киш так и сказал: «Нет, он не хочет».

«Тогда стой на месте!» – приказал Кутха зверю, и Келилгу послушно застыл, как каменное изваяние с выкаченными от удовольствия глазами. Так близко застыл, что Киш чувствовал огромную массу всей большой, вспотевшей от ожидания спиной. Подумал: вот Кутхе надоест не пугать нас, зверь на нас и обрушится.