Другой мужчина - Бернхард Шлинк

— Я не о клинике. Я…

— О других вещах пусть расскажут другие. Не то чтобы я не смогла этого сделать, но это было бы нечестно.

Они попали в пробку, и поездка затянулась дольше, чем планировалось. У него таки возникли проблемы с катетером, и Хельга помогла ему умело, не испытывая ни отвращения, ни сострадания, как будто это было самым обычным делом на земле.

— Спасибо. — Ему было стыдно. Эротика и сексуальность не умерли, как он порой надеялся, а порой боялся. Он просто не мог больше жить ими. Он был импотентом. Голова желала, а тело не могло. И то, что он не чувствовал позывов грешной плоти, не помогало. Не помогало и то, что Хельга была с ним холодна и держалась на расстоянии.

Инвалидная коляска четко вписалась в лифт. Хельга поднялась пешком. Когда лифт остановился, в дверях стояли Юта и Вероника.

— Добро пожаловать домой.

Он робко посмотрел на одну, потом на другую.

— Привет!

Вероника хотела покатить его коляску, но он предупредил ее движение и сам въехал в квартиру, а затем через арку на балкон. Глазам открылся столь знакомый вид на Шпрее и Тиргартен, на Бранденбургские ворота и рейхстаг. Новый купол уже был готов.

Он обернулся. В дверях стояла Юта.

— Где дети?

— У наших — летние каникулы. Мальчики в Англии, а Регула у моих родителей. Ваша малышка — у няни.

— А как вы… Как вы… Откуда вы друг друга знаете?

— Хельга свела нас вместе. Она просто однажды пригласила нас к себе.

Томас услышал, как Хельга поднялась по лестнице, зашла в квартиру и поздоровалась с Вероникой. Он повернул коляску и остановился перед Ютой.

— Мы не могли бы поговорить наедине? Дай мне объяснить тебе, как все произошло. Я не хотел сделать тебе больно. Я, правда…

Юта лишь кивнула.

— Это все вчерашний день. Тебе не надо извиняться. Давай-ка лучше поедем вперед. Веронике скоро уходить. — Она покатила его коляску, не обращая внимания на то, что он хотел это сделать сам, позвала Хельгу и Веронику, и они направились в соседнюю комнату.

Он с большим трудом узнал ее. Гостиная превратилась в мастерскую с мольбертами, деревянными рамами с натянутыми на них холстами, красками и кистями, а стены украшали несколько его зарисовок.

— Я не выставляла их, подумала, что они могут тебе понадобиться. Мотив железной дороги — твоя следующая серия должна быть об этом. Художник и железная дорога, которая сделала его калекой, — картины пойдут нарасхват.

Юта покатила его через раздвижную дверь в бывшую столовую. Перед окном стоял чертежный стол, на полке — его книги из офиса, а там, где раньше находился обеденный стол, стоял стол для заседаний с шестью стульями. Юта подтолкнула коляску, и он оказался во главе стола. Женщины сели.

— Это твоя квартира. Две комнаты для работы ты уже видел. Спальня осталась там же, в комнате мальчиков будет спать медсестра, а в комнате Регулы, та из нас, которая в данный момент будет заботиться о тебе.

Хельга перебила Юту:

— Извини, что перебиваю, но Веронике нужно уходить и мне тоже. Во всех этих вопросах с квартирой и хозяйством он разберется. Проект не ждет. Мы пообещали его англичанам на осень, а на завтра я вызвала сюда Хайнера, чтобы он показал Томасу, что уже сделано. Хайнер, — она повернулась к Томасу, — уже начал работу над проектом. А в следующий понедельник придет журналистка из Vogue. И к этому времени на мольберте что-то должно быть. Если мы начнем работать с прессой сейчас, то к зимней выставке у нас будет сногсшибательная реклама. — Хельга на секунду задумалась. Посмотрела на Юту, затем на Веронику. — Что нибудь еще?

— Пару слов о том, как все будет оформлено.

Хельга кивнула.

— Вероника права. Наша компания по переработке и реализации уже известна тебе по цветам к твоему дню рождения. «ТТТ», три Томаса. Ты передаешь нам права на твои работы, а мы заботимся о тебе.

— Права на мои…

— Собственно, ты нам их уже передал. Когда ты просто исчез, не позаботившись о детях, о нас, о вашей фирме, ее мастерской, моей клинике, жизнь должна была продолжаться, а без твоих подписей она не смогла бы идти дальше. Мы не пользовались твоей кредитной карточкой и не грабили твои счета. Мы не злоупотребляли твоей подписью, использовали ее лишь раз, когда нам это потребовалось.

— А если я захочу переработать и реализовать себя сам? Если я не приму вашей игры? Я же не…

— Нет, ты именно то, что хотел сказать. Ты калека на инвалидной коляске, нуждающийся в помощи. И помощь эта должна быть под рукой круглые сутки. Мы об этом позаботимся. Мы свозим тебя в отпуск, будем вывозить в свет, если тебе захочется посмотреть какой-то определенный фильм или отведать какие-нибудь особые спагетти, ты получишь все, что пожелаешь. Не будь глупцом и не принуждай нас выключать лифт, отключать телефон и делать так, чтобы у тебя появились пролежни или инфекция мочевыводящих путей.

Кроме того, у тебя ведь будет репутация архитектора, художника и основателя империи частных клиник. Если ты не будешь с нами в одной команде, мы найдем какого-нибудь молодого художника, который будет рисовать вместо тебя, Юта будет проектировать мосты, а я возьму на себя стоматологические клиники. А ты в это время будешь сидеть здесь наверху без лифта и телефона, а на окна мы поставим ставни. Если ты хочешь валять дурака, ну что же, продолжай. Во всяком случае, я сыта твоими фортелями по горло. Равно как и все мы. Мы достаточно плясали под твою дудку, терпели твои отлучки, переносили твои капризы, выслушивали твое дерьмо и твои…

— Эй, Хельга, — засмеялась Вероника, — не спеши. Он будет с нами. Он просто ломается.

— Я ухожу. — Хельга встала. — Вы со мной? — Она повернулась к Томасу. — В шесть кто-то придет и останется до утра. И в последующие дни тоже. Поначалу так лучше.

Хельга и Вероника ушли не прощаясь. Юта провела рукой по его волосам.

— Не делай глупостей, Томас.

Потом ушла и она.

Он катил по квартире. Здесь было все, что нужно для жизни. Он выехал из квартиры на лестничную клетку и нажал кнопку вызова лифта. Лифт не пришел. Он поехал на балкон, высунул голову за перила и крикнул вниз: «Эй, люди!» Никто его не слышал. Он мог сползти вниз по лестнице без коляски. Он мог начать бросать на улицу вещи, пока прохожие его не заметили бы. Он мог бы написать «спасите!» на большом листе ватмана и повесить его на перила балкона.

Он остался сидеть на балконе, обдумывал речь, которую будет держать по случаю окончания строительства клиники. Он думал о картинах, которые смог бы написать, и о том, какой мост хотели бы иметь английские заказчики. Через Темзу? Через Тей? Он подумал о стручках сладкого горошка. Сейчас у него есть время для политики. Сначала баллотироваться в законодательное собрание округа, потом в земельный парламент. А потом, может быть, и в бундестаг? Если все пойдет как положено, то квота на инвалидов перебьет квоту на женщин. А если еще квоты на инвалидов нет, то он потребует ее введения. Сладкий горошек — для всех!