По острию ножа - Владимир Михановский

Сам же Матейченков вновь и вновь в разговорах с майором возвращался к наемникам-снайперам, которые столь метко били по окнам школы и по заслону, который засел во рву, окружавшем учебный лагерь, чтобы прикрыть отход остальных.

Майор, впрочем, основывался только на слухах, на обрывках разговоров, подслушанных среди чеченцев, о «дьяволах в юбках», которые стреляют без промаха.

Наиболее достоверными показались генералу Матейченкову показания старшего сержанта Ивана Овсиенко, которому волею судьбы и чрезвычайных обстоятельств довелось вести долгие разговоры с главарем чеченской банды. Командир боевиков, пытаясь склонить русского милиционера в «свою веру», рассказал ему и о своей гордости — белокурых снайпершах из Прибалтики, которые прибыли, чтобы добровольно сражаться рядом с чеченцами «за правое дело». При этом он — ради пущей достоверности — сообщил о них множество деталей, которые, пусть не без труда, можно было проверить.

Цепкая память старшего сержанта сохранила все эти детали, и генерал Матейченков их зафиксировал.

Сведения о женщинах-снайперах во вражеских войсках, накапливаясь из различных источников, постепенно составили солидное досье.

Известное дело: на ловца и зверь бежит. Вскоре к Матейченкову доставили пленного чеченца, который был, судя по всему, отнюдь не рядовым бандитом. Чтобы спасти свою жизнь, он юлил и изворачивался, всячески стараясь уйти от прямых ответов.

При обыске у пленного никаких документов не нашли, но обнаружили в кармане довольно измятую цветную фотокарточку: на ней был изображен сам пленник, еще четверо боевиков — все с оружием, а также совсем юная девица с белокурыми локонами. Ее можно было бы счесть доброй феей, случайно в час короткого отдыха посетившей суровых воинов Аллаха, если бы не…

Матейченков так и сяк вертел фотокарточку, даже через лупу рассматривал ее. Сомнений не было: молодая фея держала в руках… снайперскую винтовку с оптическим прицелом, ту самую, сверхточную и сильного боя, производства Ижевского завода.

Такой документ попал в руки полпреда президента впервые, и он многое объяснял.

Генерал решил выжать из ситуации максимум возможного.

По его просьбе пленника доставили прямо к нему в кабинет. Матейченков велел снять с него наручники и удалил охрану. Переводчика не потребовалось — чеченец довольно сносно говорил по-русски.

— Садись, — генерал усадил чеченца за стол. — Хочешь чаю?

Прямота обращения понравилась пленнику. Хотя полпред был в штатском, чеченец догадался, что перед ним не простой человек.

— Чай — не наш напиток, начальник.

— Почему ты решил, что я начальник?

— По твоему кабинету.

Чеченец старался держаться уверенно, но внутренне был напряжен: на благополучный исход для себя он, судя по всему, не рассчитывал.

В глубине души пленник твердо решил: пусть пытают как угодно, пусть замучают до смерти, он ничего не скажет о своих сподвижниках, об их именах, кличках, должностях, местоположении. Лучше смерть, чем предательство.

Однако русский начальник, к которому его привели, повел себя довольно странно: он ни словом не обмолвился об отряде, а вытащил фотокарточку, которую боевик не успел уничтожить при задержании: на ней был запечатлен он сам, его друзья и эта сумасшедшая девка непонятной национальности, которая стреляла так метко, что дух захватывало. Начальник положил фотографию перед собой и, показав на девицу, спросил:

— Кто это?

— Вот эта женщина?

— Да.

— Жена одного из наших бойцов, — пожал плечами пленник. — Вы называете их боевиками.

— А почему у нее оружие в руках?

— Винтовка?

— Да.

— Она взяла ее в руки просто так, чтобы покрасоваться, чтобы фотография красивей была…

— Вранье не в твою пользу, — строго произнес Матейченков. — Ты этим только ухудшишь свое положение. Никакая она не жена. Эта женщина — снайпер, наемник. Она приехала сюда из Литвы, из Вильнюса, — добавил он на всякий случай, но удар угодил точно в цель.

— Откуда ты знаешь? — спросил удивленный чеченец.

— Это не секрет. Мы взяли в плен еще одного боевика из твоего отряда…

— Кого именно?

— Здесь вопросы задаю я. Так вот, твой напарник развязал язык, а ты пытаешься ввести меня в заблуждение.

Пленный чеченец мгновенно рассудил, что своих он не предаст, а наемников защищать не обязан. Тем более этот урус так много знает о Марте.

— Как женщина попала в твой отряд?

— Ее направил сам президент.

Матейченков кивнул:

— Совпадает.

Пленный приободрился.

— Как вы платили ей?

— Это нужно спросить у нее, — усмехнулся чеченец. — Ей переводили зарплату помесячно на ее счет в Вильнюсе прямо из нашего штаба.

— Это известно. Я хочу знать, сколько именно ты ей платил.

— С головы.

— Что это значит?

— Ей вручали деньги за каждого убитого русского.

Матейченков с трудом удержался, чтобы не съездить прямо по ухмыляющейся роже.

— Интересно… — произнес он невозмутимо. — Сколько же?

— Сто.

— Рублей?

— Шутишь, начальник, — покачал головой пленный. — Кому они нужны, твои дубовые? Или, как там, — деревянные? За каждого снятого Марта получала сто баксов.

— И много она у вас зарабатывала?

— Немало. Если удачные дни набегали.

Он так и сказал: «удачные дни»…

Допрос продолжался долго. Матейченков выяснил множество деталей, начиная с имени и фамилии женщины-снайпера. Пусть они вымышленные — это все равно поможет в поисках организации, которая занимается вербовкой и засылкой в Чечню снайперов.

И данные о Марте Дорникайте, литовке, 24 лет, были переданы нашей агентуре…

Расследование по делу о наемнице, родоначальником которого по существу явился генерал Матейченков, прошло успешно и привело к любопытным результатам.

Марта, оказывается, была человеком довольно известным в спортивных кругах Литвы. Это была профессиональная спортсменка, одно время даже — чемпионка республики. Причем наибольшее количество очков набирала при стрельбе по движущейся мишени…

Теперь вот она, оказывается, сменила нарисованную мишень на живую, причем не без успеха.

Поскольку имя и фамилия спортсменки оказались подлинными, агентура на месте, в Литве, сумела выяснить, когда и при каких обстоятельствах Марта была завербована. Оказывается, в Вильнюсе под прикрытием спортивного комитета находился специальный пункт, где лучшие стрелки, доказавшие свою состоятельность на специально проводимых соревнованиях по стрельбе, могли, при желании, законтрактоваться в Чечню.