Гридень. Из варяг в греки - Валерий Большаков

– Понимаю, – серьезно сказала девушка.

– Ну и вот. Лично мне кажется, что я все вижу правильно, но вот это навязанное мне восприятие не всегда совпадает с моим отношением к людям, и к тебе в том числе. Я вижу Раду как красивую юную девушку, но, хоть и частично, воспринимаю тебя дитём, маленькой девочкой.

– Да не маленькая я! – возразила Рада без обиды, скорее удивляясь моим странностям. – Нашел маленькую! Смотри, какие у меня груди, – она положила руки на бюст, весьма изрядно распиравший халат, и приподняла их. – Вот, потрогай!

И я потрогал. Груди были тугими, как мячики. И тотчас же под моими ладонями стали набухать соски.

Я расстегнул халатик, вмял ладони в гладкие шелковистые округлости, и Рада повела плечами, скидывая белые одежды. Отбросила мое одеяло и оседлала меня, сжав бедрами. Наклонилась, поцеловала в губы, а я провел ладонями по ее талии, огладил ягодицы.

Дыхание Рады стало прерывистым, она долго направляла и вот попала. Я надавил, и девушка вскрикнула, выдохнула:

– А-ах!..

И я, так долго лишенный женщины, стал совершать самые упоительные возвратно-поступательные движения. На каждом Рада вскрикивала, а после постанывала только, пока вовсе не изнемогла.

Как я предохранялся, описывать не буду, это только наше с ней.

Лишить девственности – это одно, а «залететь» Радке я не позволю. Рано ей копаться в пеленках-распашонках.

Только дуры говорят: «Беременна – это временно!» Нет, девицы-красавицы, беременность – это навсегда.

Долгие месяцы будете вынашивать, долгие ночи не спать, долгие годы кормить, одевать-обувать, растить… И упрямо твердить, что это и есть счастье.

…Я лежал на боку и смотрел, как успокаивается дыхание Рады, как круглые груди, похожие на опрокинутые чаши, вздымаются все плавней. Полуоткрытый рот девушки выдавал учащенное дыхание, но вот она вздохнула, облизала губы и повернулась ко мне.

Приткнулась, осторожно положила голову на мое плечо. Я обнял ее, Рада прижалась еще теснее.

– Любый ты мой… – послышался шепот.

Я погладил ее – нет, не по попе, а по голове, перебирая волосы.

Желание мое осуществилось, и теперь я в ответе за это милое, хорошенькое, влекущее создание.

Помнится, Лис сказал Маленькому принцу: «Мы в ответе за тех, кого приручили». В человеческом измерении это звучит грубовато.

Может, так выразиться: «Мы в ответе за тех, кто нас полюбил»?

Я вот лично не уверен, что полон любви к Бажене и Раде. Да, мне с ними хорошо, я хочу быть с ними. Эмоций тут полно, но где же то самое великое чувство, о котором столько насочиняли поэты?

Или я совсем уж опростился и живу по обычаям этого времени?

Здесь ведь тоже любят и страдают от любви, но вот семья – это иное. В этом мире женятся и выходят замуж по расчету.

Частенько жених до самой свадьбы не знает, кто его суженая. Выбор невесты – это дело серьезное, его нельзя пускать на волю увлечений. Два рода сговариваются, чтобы семейными узами упрочить свое положение, и мнение «брачующихся» во внимание не берется. Жестоко? Да нет. Просто бытие такое.

А чем лучше брак «по любви»? Часто ли он бывает один раз – и на всю жизнь? Очень редко. Любовь живет недолго, три-четыре года максимум.

Любовь – это замечательная приманка Природы, могучий стимул для него, чтобы заботиться о подруге, а для нее – быть верной. И наоборот.

А суть та же – «плодиться и размножаться». У жизни никогда не было другого смысла, так уж заведено от начала времен.

* * *

Мы так и заснули в тот вечер, и кто-то нас позже прикрыл одеялом, чтобы не замерзли. Бажена, наверное. Или Рогнеда.

Я, наверное, так и не смогу привыкнуть к своему многоженству, к тому, вернее, что это считается нормальным, даже обычным. Все равно в этом видится некая греховность, хоть и притягательная.

Правда, даже через сто лет – в известной мне реальности – у князя Владимира будет шесть жен, не считая сотен наложниц. И ничего, в святые вывели…

Но довольно философии.

Утром я проснулся бодр и свеж. Только натянул чистую рубаху, как явились мои невесты – Рада сияла, Бажена улыбалась ласково.

Одна села слева, другая справа, чмокнули обе в «свою» щечку, обняли меня… Семейная идиллия.

Вошла Рогнеда и умилилась.

А потом все завертелось и закрутилось – «дядя Федор» долго и нудно меня обследовал, а я терпел. Наконец главврач вздохнул, так и не найдя отклонений, и выписал меня.

– Годен к строевой службе, – ухмыльнулся он.

Я торжественно пожал ему руку и удалился. Коня брать не стал, решил прогуляться – это для меня теперь необходимо. Пока валялся на больничной койке, ослаб, тонус упал. Надо было добирать здоровья и сил.

Ничего, мясная диета, свежий воздух и умеренные нагрузки быстро вернут меня в форму.

Еще издали, лишь подходя к Городищу, я увидал величественный и строгий силуэт храма. Несмотря на луковки с крестами, церковь походила на нечто древнее, пирамидальное – это ступенчатое, ярусное восхождение к небесам было свойственно зодчим всех цивилизаций Земли.

Сразу скажу, что никаких религиозных чувств храм во мне не будил. Вера христианская для меня была всего лишь инструментом политики, тем орудием, которое должно привести к единству разноплеменное население той огромной, необъятной страны, имя которой – Русь.

Я относился к церкви как к архитектурному изыску, великолепной достопримечательности Городища. Если все так пойдет и дальше, то Новгород в будущем поглотит Городище, вберет его в себя.

Правда, я не числил Новгород стольным градом. Киев тоже не годился на эту роль. Но уже заложена Москва…

Ну, как заложена – городище на мысу между Яузой и Москвой-рекой еще тыщу лет назад стояло – это от нынешнего, IX века считая. А в этом столетии уже и городишко поднялся.

Русов там нет, сплошная голядь да вятичи, как летописец прозвал народец «вантит». Наверное, это то же самое, что венеты (они же анты, они же энеты) – первоначальные аборигены, ранее всех прочих заселившие среднюю полосу. Финно-угры пришли позже, пробираясь в здешние дебри с Урала, а славян здесь и вовсе не видали.

Москва, в принципе, расположена удачно, на перекрестке важных торговых путей. Верхнее течение реки Москвы почти примыкает к волжскому пути из арабов в варяги – отсюда далее через Селигер и Ладогу можно в Балтику выйти, то бишь в Варяжское море. Или по истокам Клязьмы – в Оку и дальше по Волге-Итилю. А с той же Оки – на Десну и Днепр.

Порт пяти морей!

Главное же – Москва в самой середке будущей Руси, а это символично, чему в этом времени уделяют серьезное внимание.

Вот мы и подскажем Олегу, где ему столицу основать.