Узурпаторы и самозванцы "степных империй". История тюрко-монгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях - Роман Почекаев

До заключения этого договора Токтамыш не был узурпатором: несмотря на поражение и бегство из своих владений, он не был официально лишен престола и, по сути, боролся за восстановление своих законных прав на трон. Однако его готовность ради прихода к власти заручиться поддержкой иностранного государя-нечингизида и даже признать себя его вассалом оттолкнула от него многих прежних сторонников и уже не позволила ему вернуть контроль в государстве, как это удавалось прежде, даже после сокрушительных поражений от Амира Тимура. Фактически поставив себя вне закона своим договором с Витовтом, Токтамыш прожил последние годы жизнью изгнанника и в конечном счете погиб в случайной стычке то ли с Идигу, то ли с очередным золотоордынским ханом Шадибеком.

По всей видимости, утрата Токтамышем (в глазах его бывших подданных) легитимных прав на трон и власть в полной мере распространилась и на его потомков: многочисленные сыновья Токтамыша, боровшиеся за власть в первой четверти XV в., опирались исключительно на поддержку иностранных государей и, как следствие, на троне долго не задерживались: Джалал ад-Дин (ставленник Литвы) правил около года, Карим-Берди (ставленник Москвы) — четыре года, Кебек (ставленник Литвы) — менее года, Джаббар-Берди (ставленник Литвы) — около года. При этом наиболее откровенно поддержка того же Витовта выразилась в отношении царевича, упоминаемого в польско-литовских средневековых источниках с загадочным именем Bexbut или Betsabul, которого, по мнению исследователей, можно отождествить с Кебеком, сыном Токтамыша. В 1414 г. Витовт прямо в своей столице Дильно провел церемонию его коронации, одев его в богатую шубу и шапку (что, в соответствии с восточным протоколом, считалось символическим актом закрепления вассалитета) и отправил в поход во главе ордынцев, осевших к этому времени в Литве[340]. Неудивительно, что этот «монарх», столь откровенно признавший вассалитет от литовского государя, не сумел обрести поддержку потенциальных подданных и был разгромлен своим сводным братом Карим-Берди[341].

Таким образом, подобно своему родоначальнику, «Тохтамышевичи», формально не будучи отстранены от трона, фактически поставили себя в положение узурпаторов, поскольку боролись за трон с конкурентами, которые уже были признаны в ханском достоинстве своими подданными, да еще и опирались на поддержку иностранных, нечингизидских государей, зависимость от которых зачастую не была тайной для их противников. Поэтому некоторые из «Тохтамышевичей» предпринимали определенные действия, чтобы обрести большую легитимность в глазах своих подданных. Так, Джаббар-Берди (по другим сведениям — Кадыр-Берди), один из младших сыновей Токтамыша, вступил в союз с Нур ад-Дином — старшим сыном Идигу, которого назначил своим бекляри-беком, в результате чего получил поддержку значительной части могущественного племени мангыт (при этом Нур ад-Дин в известной степени противостоял своему отцу, поддерживавшему другого хана — Чокре)[342]. Соответственно, это нашло признание и в официальной документации. Так, в ярлыке крымским землевладельцам Туглу-баю и Хызру (1420 г.) хан Улуг-Мухаммад ссылается на аналогичный документ «хана, старшего брата», которого исследователи склонны считать Джаббар-Берди[343]. По-видимому, отказ от поддержки литовского князя и ориентация на золотоордынских феодалов сделали этого монарха более легитимным в глазах подданных, нежели его братья.

В некоторых случаях государи, пришедшие к власти при поддержке иностранных правителей, осознавая, что это подрывает законность их правления в глазах подданных, вероломно разрывали отношения со своими покровителями и начинали проводить «националистическую» политику, нередко даже выступая против своих прежних союзников-сюзеренов. В Золотой Орде такими правителями были, в частности, ханы Улуг-Мухаммад и Сайид-Ахмад. Улуг-Мухаммад, второй раз пришедший к власти при прямой поддержке литовского государя Витовта, в конце правления последнего вел активные переговоры с Ливонским орденом — врагом Литвы, а после смерти Витовта сам вмешался в гражданскую войну между претендентами на литовской великокняжеский стол, поддерживая одного из них в ущерб другому. Аналогичную политику проводил и его соперник — Сайид-Ахмад бен Кебек, внук Токтамыша: подобно своему отцу, он был возведен в ханское достоинство непосредственно в литовских владениях и направлен в Крым. Однако, обретя поддержку части местной знати и населения, Сайид-Ахмад отмежевался от своих западных покровителей и демонстративно стал опираться именно на местные политические группировки. Это позволило внуку Токтамыша на рубеже 1430-1440-х гг. стать наиболее могущественным из противоборствующих ханов Золотой Орды и во второй половине 1440-х гг. самому активно вмешаться в литовскую политику — на стороне одного из претендентов на великокняжеский трон против другого. Ярким показателем того, что этот иностранный ставленник сделал правильный выбор, отказавшись от поддержки литовцев, стало то, что он, в отличие от своего отца и многочисленных дядьев, находился на троне около двух десятилетий — с 1432 (1433) по 1452 (1453) гг.[344]

Наверное, один из наиболее ранних и при этом весьма известных примеров «историографического» обвинения в самозванстве — это «Послание владычие на Угру к великому князю», литературный памятник Московской Руси конца XV в., созданный ростовским епископом Вассианом. Призывая московского великого князя Ивана III к борьбе с золотоордынским ханом Ахмадом, автор «Послания» убеждает государя, что тому не следует бояться выступать против «царя» (так на Руси титуловали веками золотоордынских ханов), поскольку тот является незаконным правителем! Причем Речь идет не только о современном Ивану III и епископу Вассиану хане Ахмаде, но и о его предшественниках, начиная с «Батыя, который пришел по-разбойничьи и захватил всю землю нашу, и поработил, и воцарился над нами, хотя он и не царь и не из царского рода. Мы ведь тогда прогневили бога, и он прогневался на нас и наказал нас»[345]. Таким образом, Вассиан Рыло объявляет всех золотоордынских монархов (начиная с Батыя, который был первым Правителем этого государства, известным на Руси) узурпаторами, сумевшими установить свою незаконную власть над Русью лишь за грехи самих русских.

Тенденциозность этого произведения и его политическая направленность уже неоднократно подчеркивались исследователями[346]. Соответственно, обвинение золотоордынских ханов в худородстве и, следовательно, узурпации власти являлось всего лишь доводом его автора в пользу активизации борьбы против них, обоснованием правомерности противостояния с бывшими сюзеренами русских князей. Не игнорируя основную, политическую, составляющую этого произведения, мы тем не менее имеем основания считать «Послание на Угру», содержащее своеобразный исторический экскурс в прошлое русско-ордынских отношений, — одним из первых примеров историографии, в котором все (!) ханы-Чингизиды объявлялись незаконными монархами, т. е. узурпаторами.