Нежность в хрустальных туфельках - Айя Субботина

Мне хочется продолжить то, что мы начали. Хочу перевернуть ее на живот, приподнять за задницу и взять сзади. А потом посадить на себя сверху. Сглатываю, внезапно атакованный образами ее маленького тела, насаживающегося на мой член, словно кольца на шест пирамидки. Поэтому, пусть Колючка поспит. А я выпью кофе, покурю, позвоню матери и разбужу ее таким способом, что она забудет все приличные слова из своего нашпигованного русской литературой лексикона.

Снова осматриваю комнату, пытаясь вспомнить, что Колючка говорила о ноутбуке. Ноута больше нет. Как так? Иду на кухню и еще раз пересматриваю все ящики: ни намека на посуду, которую бы она привезла с собой. Чашки, посуда и даже ложки — практически все с рекламными лейбами производителей. Ни один нормальный человек не пользуется такими вещами дома: обычно, их либо оставляют для незваных гостей, либо используют в качестве рабочей посуды. Варя не похожа на женщину, которая пьет чай из простой белой чашки с потертой надписью дешевого чая. Я скорее поверю в какую-то милую пузатую кружку, точно в единичном экземпляре.

Возможно, я преувеличиваю и вижу то, чего нет, но все это выглядит так, будто она в самом деле ушла почти с пустыми руками. Меня это не волнует ни капли, если бы мог — стер бы ее бывшего с лица земли просто за сам факт его существования в прошлом моей Колючки, но все это выглядит… странно.

На часах уже половина десятого: я набираю сообщение матери, пишу, что у меня все хорошо, утром я обязательно перезвоню. У меня нет проблем с доверием родителей, потому что мне всегда хватало ума не заявляться домой бухим в доску, всякий наркоманский мед меня тем более не интересует, и в целом моим родителям нее приходилось за меня краснеть. Только хвастаться медалями, которые я время от времени привожу с соревнований.

Где-то в прихожей раздается громкая трель звонка. Я иду на звук, мысленно чертыхаясь. В такое время колючке может звонить либо кто-то из родни, и вряд ли для того, чтобы просто поболтать по телефону, либо… ее бывший.

Знаю, что не должен этого делать, но бросаю взгляд на экране телефона. Там просто буква П. Это может быть вообще что угодно. Пиццерия? Пидор? Первая буква имени?

Разрываю звонок, достаю из куртки сигареты, зажигалку и возвращаюсь на кухню вместе с ее телефоном. Открываю окно, успеваю прикурить — и телефон снова «оживает» в моей ладони. Там сообщение от того самого П. Почему-то уверен, что это мужик. Не знаю почему. Зачем кто-то звонит моей девочке почти ночью?

Меня не мучает совесть, когда открываю и читаю сообщение.

Я просто, блядь, зверею.

«Возьми трубку, ебучая сука! Я тебя все равно найду и убью!»

Мне кажется, что я на минуту выпадаю в сраную реальность, в которой все это просто часть чужого сна, в который меня затянуло по ошибке. Перечитываю сообщение еще раз, вдруг соображая, что это — только последнее в длинной цепочке.

Читаю несколько наугад — и откладываю телефон, чтобы случайно не раздавить его в кулаке. Никогда в жизни я не глотал горький дым с таким чувством, будто без него меня разорвет на куски. Практически безе перерывов между затяжками, до самого фильтра, пока не обжигаю кончики пальцев, но и тогда в башке не сильно прояснятся.

Выдыхаю в морозную ночь, смотрю сообщения еще раз.

Это одни бесконечные угрозы. Угрозы расправой, издевательствами, изнасилованием. Угрозы, от которых перед моими глазами полыхает кровавое зарево. Я не знаю, кем нужно быть, чтобы писать такую мерзость женщине, но уверен, что попадись этот недоёбок мне прямо сейчас — я бы разломал все его кости.

Пытаюсь успокоится, выдохнуть, остудить голову, пока она не воспламенилась как у чертового джина из мультика, но, блядь, этот П звонит снова.

И на этот раз я отвечаю.

На том конце связи слышен крепкий мужской разговор и какой-то шансон. Кряхтение, голос в сторону: «Сука, вынула член изо рта и ответила!» Дружки желают ему «въебать ей мозги на место».

Сжимаю кулак.

— Ну что, тварь, насосалась? — слышу пьяный голос. — Сколько…

Я выслушиваю все дерьмо, которое пьяная скотина льет мне в уши и только когда его залитый водкой мозг начинает что-то подозревать и требовать «подать голос», отвечаю:

— Я. Тебя. Убью.

Спокойно, разделяя каждое слово.

Тишина. Долгая-долгая пауза, после которой снова обращение к собутыльникам (на заднем фоне звенят стаканы): «Мужики, я, кажись, на любовника наткнулся!»

— Смеешься? — интересуюсь я. Прижимаю телефон ухом к плечу, снова закуриваю, на этот раз без спешки, выравнивая дыхание, просто курю. — Знаешь, что чувствует человек, когда его ебут бейсбольной битой? Ставят раком, разводят булки и вставляют предмет, размером втрое больше толстой кишки. — Он что-то там бормочет, но я гну свое. — Поверь, твое говно полезет наружу только через рот или начнет просачиваться в кровь через кишки.

— Ты кто?

Зло усмехаюсь, потому что храбрый волчара в одно мгновение превращается в визгливую свинью.

— Позвонишь или напишешь сюда еще раз — я тебя из-под земли достану.

— Сильно храбрый? — продолжает свинья.

— Нет, не храбрый. — Пожимаю плечами, присаживаясь на подоконник. — Злой и дурной.

Отключаю связь до того, как он успевает что-то сказать в ответ.

Курю и мысленно собираю пазл всех своих сегодняшних «находок».

И злюсь на себя за то, что пока Колючка убегала от своего придурка-мужа, я злился на нее и думал, что она просто поиграла со мной, как с маленьким мальчиком.

Он ее бил? Не удивлюсь, если так. Тварь, которая пишет беспомощной женщине такие вещи, способна на что угодно.

Я возвращаюсь к ней в постель только через час. Практически складываюсь вдвое, чтобы лечь рядом. Обнимаю, прижимаю спиной к своей груди.

И засыпаю только под утро, потому что, как Цербер, чутко стерегу ее спокойные сны.

Меня будит вкусный запах. Я еще сплю, мне снится, что я плаваю в облаках и чувствую себя легче перышка, но в мозгу уже включились рецепторы, которые отвечают за запахи и звуки.

Не открываю глаза, кутаюсь в одеяло и неспеша иду на кухню. Прислоняюсь к дверному косяку, разглядываю свой оживший сон: Даня в одних трусах, с кухонным полотенцем через плечо с музыкой, которая льется из динамика его телефона, готовит завтрак. Как и обещал.

Из моей груди раздается непередаваемый булькающий звук. Успеваю закрыть рот ладонью, но Ленский все равно услышал: поворачивается, идет ко мне и в одно движение прижимает к стене всем собой. Мне очень хочется потрогать темную щетину у него на подбородке, но для этого мне придется отпустить одеяло и тогда от моих бастионов совсем ничего не останется.