Он – Форс - Вероника Мелан

– Отпуск придется прервать. На день. Я должен вернуться в город, без меня никак…

Потускнела красная скатерть; следы от тефтелей на не убранных поваром тарелках превратились в грязные разводы.

– Как будто жизнь хочет подставить нам подножку, – хмыкнула я невесело. Два звонка, две неприятные новости одновременно. – Хочет отобрать наше счастье.

– Наше счастье – всегда наше. – «И я его не отдам!» – Один день. Максимум два. И мы продолжим наш отпуск.

Мне очень хотелось в это верить, именно хотелось. Но что-то скребло.

– Значит, забираем из отеля вещи?

– Да, нужно выезжать.

(James Warburton, Alex Thomas – Leaving Home)

Многочасовая езда по мокрому шоссе – вокруг ели, осины, вокруг непролазная чаща. Хорошие места, здесь дышалось легко. Жаль, что не случился день, «проведенный целиком в постели», остался не съеден попкорн, не просмотрены фильмы. Мы теряли касания, драгоценные минуты, и я впервые ощутила, что более не хочу, чтобы жизнь вмешивалась в мои планы, чтобы сбивала их.

Мне была нужна эта рука поверх моей, нужен запах салона, именно этот водитель.

– Один день?

– Да, один день. – Он в это верил. Я старалась тоже. – У тебя будет мой номер.

«Для ста смс в день».

Боковое стекло отразило мою печальную улыбку.

Непогода била наш автомобиль до самого вечера, а после – циклон снесло к востоку – распогодилось. Мы въехали в очередной незнакомый город уже на закате, попали на окраину, где проводились гонки. Стояли в ряд тюнингованные автомобили и жидкая толпа болельщиков; ухмыльнувшийся Крейден, как ни в чем не бывало, пристроился сбоку.

– Вы тоже участники? Вы заявлены? Зарегистрировались? – подбежал запыхавшийся парень.

Я успела покачать головой до того, как дали отмашку флагом – авто рвануло с места.

Он, конечно, выиграл. Просто так. Обошел всех, отобрал у потенциальных победителей и первое, и второе, и третье, судя по времени финиша, места.

Не принял жестяной кубок, который протягивали через стекло, бросил на фразу «вам полагается денежный приз» отказ: – Оставь себе.

И мы, как ни в чем не бывало, рванули дальше – обратно на запад, все ближе к дому. Я прятала вздохи; от тоски уже не спасали чужие пальцы. И красовался, напоминая о чистом незамутненном счастье, янтарный с синими всполохами, умытый недавним дождем закат.

(Advide, Veronica Bravo – Play Pretend)

На следующий день.

Допрос состоялся дома. И отвечать на вопросы при отце, настоявшем на своем присутствии, было все равно, что жрать битую гальку.

– Где вы находились той ночью, когда была взорвана машина мистера Кэвендиша?

Их было двое – сыскарей, – оба в серых плащах, унылых шляпах, со скользкими неприятными взглядами.

– Я была… с мужчиной.

Хотелось бы соврать при бате, что я кутила с подругами, но Форс предупредил – говори правду. Оставь им мой номер телефона, сообщи, что я предоставлю доказательства. У тебя будет прочное алиби.

– Его имя?

Очередной камень не лез в горло.

– Крейден. Крейден Форстон.

Я отправила ему с самого утра уже четыре смс – все остались без ответа.

Отец поджал губы. Он смотрел мимо меня, мимо гостей в плащах, и осуждение расплывалось вокруг него молчаливым облаком. Все, как всегда. Наверное, Итан теперь казался ему если не желанным, то хотя бы «нормальным», подходящим мне парнем. Которого я бросила.

– Вы дадите нам его номер?

– Да.

– И вы утверждаете, что непричастны к взрыву?

– Утверждаю.

На меня смотрели, как на мокрую рыбу, начавшую портиться – со скрытым отвращением. Генри нанял ищеек под стать себе – лжевежливых и высокомерных.

– Если этот… мужчина… не подтвердит ваше с ним пребывание или не сможет предоставить этому доказательства, мы будем вынуждены искать факты вашей сопричастности…

– Ищите.

Перебила я, потому что злость толкалась из меня наружу пузырями.

Вновь укоризненный взгляд отца, мол, «можешь хоть иногда…»

Хоть иногда, что? Вести себя прилично? Обучиться тому же приятному лицемерию, которым искусно владеет Кэвендиш? Могу, наверное. Только не хочу. Глядя на меня, мой отец снова видел не дочь, а завравшуюся распутную девку, не умеющую держать себя в руках. Наверное, некоторые вещи не исправить никогда.

– Что ж, давайте, мы запишем данные.

Мне пришлось продиктовать номер, который с самого утра не отвечал.

«Привет, как у тебя дела?»

«Все ли хорошо?»

«Надеюсь, улыбнешься, читая мои послания…»

«Хоть слово, Крей…»

Я даже не знала, доставлены ли они.

Собираясь уходить, гости задержались для еще одного вопроса.

– Мисс Вилора, в то утро, когда случился инцидент, вас… останавливали Девенторы.

Черт, они знают тоже. Бледность на щеках отца проступила мгновенно.

– И?

Хотелось залепить мужчинам в шляпах в рожу пирогом. А лучше куском коровьего дерьма – свежего, пахучего.

– За какой-то грех?

– Они не пояснили. За прелюбодеяние, очевидно.

– Но не забрали.

– Как видите.

Наверное, гнева в моем голосе хватило для того, чтобы он сработал ударной волной. Ищейки, наконец, откланялись.

*

– Не суди меня.

– Я… не сужу.

Но он судил. И говорить с ним, стоящим в своем кабинете ко мне лицом, было почему-то сложнее, чем с людьми в плащах.

Отец повернулся неохотно – отчужденный, сухой.

– Просто… не так я все… представлял.

«Когда воспитывал тебя, когда давал образование».

Наверное, он полагал, что из меня выйдет чинная леди – гостеприимная, всегда улыбчивая, изрекающая сплошь правильные вещи. Идеальная помощница дома, прекрасный работник на его фирме, преемница в конце концов.

«У тебя все хорошо?»

Еще одна улетевшая в небытие смска до того, как я поднялась в кабинет. Мне стало тяжело находиться здесь, в этом доме, рядом с человеком, который вместо любимого родственника видел во мне пустое место.

– Знаешь… купи мне квартиру. Нам надо разъехаться.

Я никогда не просила его об этом раньше. Но пришло время.

Взгляд напротив потяжелел, сделался вовсе мрачным – мол, ничего ты не ценишь. И не объяснить, что воздухом и светом «дом» наполняет нечто иное, то, что внутри.