Владыка морей Ч. 2 - Дмитрий Чайка

бою, мебель из шатра Чача и даже танцовщицы, ублажавшие царя Чача в этом злосчастном походе, принадлежали теперь ему. Как и музыканты царя Чача, которые трясущимися пальцами и губами терзали свои инструменты, радуя извлеченными из них звуками нового господина.

— Хочешь, я подарю их тебе, уважаемый тесть, — сказал Надир, показывая на музыкантов.

— Не откажусь, — довольно щурился Азиз, с вожделением поглядывая на полуголые тела девушек, извивающиеся в танце. Он ткнул пальцем. — Подари мне этих! У тебя уже целое стадо танцовщиц!

— Забирай! — махнул рукой Надир. — Куда мне их столько! Их же всех кормить надо.

— Идут! — в шатер сунул голову воин, стоявший на страже. — Из города послы идут. Без оружия и с подарками.

— Это хорошо, — удовлетворенно кивнул Надир. — Я люблю подарки. Особенно когда они не входят в сумму выкупа.

Яркие, кричащие одежды знатных горожан резали глаз непритязательным арабам. Цветные шелка, огромные тюрбаны, на которые ушла целая бездна ткани, ожерелья на шеях и браслеты на руках вызывали лишь брезгливые усмешки у воинов. Женщинам прилично так одеваться! Хотя все признали, что бились индусы неплохо, особенно закованная в железо конница. И если бы не другие индусы, ударившие в спину воинам Чача, один Аллах знает, чем бы закончилась эта битва.

— О, величайший из князей! — раболепно склонились горожане. — Твоя храбрость, отвага и мудрость так велики, что весть о них уже достигла гор Бактрии и берегов Ганга. Все дети Синдху благословляют твое имя. Твоя щедрость…

— Заткнитесь! — брезгливо бросил Надир. — Один золотой динар за каждого мужчину, полдинара за женщину и серебряная драхма за ребенка. До заката.

— Но, великий! — с лиц делегатов вмиг слетела умильная улыбка, а сами лица вытянулись, став похожи на огурец и формой, и цветом. — В Татте живет больше двадцати тысяч человек. Это огромные деньги…

— Так у меня и армия огромная, — развел руками Надир. — И ей надо платить! Выбирайте, почтенные. Вы даете столько, сколько я сказал, или я возьму эти деньги сам. Я не обещаю, что те, кто стоит сейчас передо мной, уцелеют, когда воины войдут в Татту. Наоборот, я обещаю, что крови будут очень много. Джаты ненавидят вас, поклонников многоруких богов. Стены домов Татты пропитаются кровью убитых, а женщины проклянут вас за вашу жадность. Напротив, если вы заплатите мне эти деньги, то уже завтра большая часть войска отправится по домам. Джаты и отряды из Банбхора уж точно.

— А остальное войско? — осторожно спросили горожане.

— А остальное войско останется здесь, — успокоил их Надир. — Они получат наделы земли с крестьянами и будут защищать вас от нечестивого царя Чача. Я думаю, он попробует вернуться. Вы же хотите, чтобы вас защищали?

— Э-э-э…, — уважаемые люди издали какой-то невнятный звук. — Хотим! А разве, взяв деньги, вы не уйдете из нашего города?

— Да ни за что! — широко улыбнулся Надир. — Я буду жить здесь, с вами, мои дорогие подданные! Мне требуется дворец побольше, а в Банбхоре становится тесновато. У моей жены просто несметное количество слуг. Так каков будет ваш ответ?

— Мы согласны, — обреченно вздохнули горожане. — Если вы не станете рушить наши храмы.

— Не стану, — кивнул Надир. — Но такая милость тоже стоит денег, почтенные. Впрочем, мы обсудим это позже. А пока я жду свое золото, и горе вам, если в городе окажется больше народа, чем вы мне заплатите. Вы будете жалеть о своей глупости бесконечно долго. Уж я об этом позабочусь.

— Я услышала, что у меня целая толпа слуг? — услышал Надир до боли знакомый голос. — Что-то я не припомню, чтобы на Сокотре у нас была такая роскошь. Или ты называешь толпой ту старуху, что убирается у нас в доме? Ты ничего не хочешь рассказать мне, мой дорогой супруг?

Глава 35

Март 640 года. Египет.

— Убить всех! — крикнул Никита, сорвав коня в галоп и спрятавшись за спинами кочевников.

Все пошло не так! Хозяин прислал ему большой отряд ливийцев из племени Аджер, и они прямо сейчас попытались своими копьями сбить с коней княжеских гвардейцев. Получалось у них так себе. Гвардейцы выкосили из луков два десятка почти сразу же, но потом и сами ударили в копья, потому что нападавшие докатились до них своей смертельной волной. Щуплый всадник, одетый в бурнус, оказался мальчишкой лет тринадцати, и он тоже бил из лука, метко пуская стрелу за стрелой. В течение нескольких минут в пыль упало еще полтора десятка налетчиков. Остальные оценили выучку гвардейцев и начали уходить от прямого столкновения. На этом воинская удача оставила хорутан, ведь их было впятеро меньше. Вокруг них заклубилась туча врагов, которые сначала ранили коней, а потом забросали гвардейцев копьями, целя все больше в лицо и в ноги. Последний из словен, оскалившийся в жуткой усмешке, стоял с мечом в руке, не обращая внимания на то, что его правый глаз вытек, а щека была рассечена насквозь, обнажив зубы. Он поливал ливийцев отборной бранью на греческом языке, поминая блудливый нрав их матерей. Его с утробным хеканьем рубили минут пять, пока гвардеец, так и не переставший ухмыляться, не превратился в кусок мяса.

Уцелел лишь мальчишка, который ускакал прочь, нещадно нахлестывая своего коня. Пятерка всадников погналась за ним, и очень скоро все они скрылись в туче пыли.

— Да будьте вы прокляты, — сплюнул Никита, который в бой не вступал. Бабы с ее щенком здесь не было. Это было скверно! Он чуть не завыл от разочарования.

Никита ненавидел эту страну от всей души. Он ненавидел это немилосердное солнце и этот песок, от которого нет спасения. Он ненавидел египтян, которые гнули спину круглый год, словно рабы, но пели при этом свои нескончаемые, тягучие песни.

— Уроды малахольные! — сплюнул Никита, увидев глаза какого-то мужичка, который испуганно смотрел на него из зарослей тростника. — Как они тут живут? Ведь с рождения в этой грязи копошатся, бараны ссыкливые!

Они безнадежно отстали. Проклятую бабу или повезли другим путем, или, что еще хуже, отправили в Бильбаис на корабле. Если бы он только знал… Они взяли бы их и на реке, ведь гребцам тоже нужно спать. Проклятый Берсень обманул его, подсунув пустышку. Это понимали и ливийцы, которые поклялись своими богами, что исполнят договор. Да и золота за это дело им было обещано столько, сколько они за всю свою жизнь не видели. Они должны были доставить отрезанные головы прямо в лагерь словенского войска, передать пламенный привет от граждан Александрии, а потом скрыться в пустыне. Но не вышло.

— Я ухожу в Бильбаис, —