Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1917 год. Распад - Олег Айрапетов

Очевидно, этот престиж надеялись восстановить при помощи бумаги, которая должна была подтвердить приверженность командиров старой армии новым порядкам, а остальное должно было пойти так же, как и шло ранее. Это были иллюзорные расчеты. Нокс отмечал: «Между тем продолжают арестовывать много офицеров. Я, наверное, единственный офицер в Петрограде, который теперь носит саблю!.. Посол сказал мне, что император назначил генерала Иванова диктатором. Итак, он собирается сражаться! В ситуации нынешнего беспорядка пара тысяч регулярных войск с орудиями быстро разделалась бы с революцией, но пострадает город, и что будет с фабриками боеприпасов?»38

Либералы пытались поставить под контроль беспорядок в армии – естественное следствие революции, превращающей батальоны и полки в колоннобразные толпы вооруженных людей. В. В. Шульгин вспоминал: «Сплошная толпа серо-рыжей солдатни и черноватого штатско-рабочеподобного народа залила весь огромный двор и толкалась там… Минутами толпу прорезали кошмарные огромные животные, ощетиненные и оглушительно-рычащие… Это были автомобили-грузовики, набитые до отказа революционными борцами. Штыки торчали во все стороны, огромные красные флаги вились над ними»39.

Оценка боеспособности этих толп, данная большевиком Ф. Ф. Раскольниковым, поразительно точно совпадает с дневниковой записью британского офицера: «Снаружи дворца (Таврического. – А. О.), на улице и в сквере стояла невообразимая толкотня. По внешнему впечатлению можно было подумать, что в распоряжении думского комитета имеются огромные силы. Однако на самом деле эффектно манифестировавшие революционные войска были еще настолько неорганизованны, что с ними легко могла бы справиться какая-нибудь одна вызванная и не затронутая политической пропагандой казачья дивизия»40.

Удивительно, но все свидетели и участники этих событий сходились в своих оценках именно на дивизии как на соединении, которое могло бы решить исход событий в Петрограде. Генерал-лейтенант Редигер отмечал: «Будь в столице надежная дивизия – она подавила бы все движение; нестройные толпы бунтовавших запасных не могли бы устоять против нее.»41 Так же оценивал ситуацию один из руководителей февральского переворота – Керенский: «.несмотря на нехватку офицеров, мы сумели на скорую руку укрепить оборону столицы, хотя горько было сознавать, что ей не выдержать массированного удара и что врагу ничего не стоит установить полный контроль над городом силами двух-трех боеспособных полков»42. Таких частей в столице не было, их надо было вызывать с фронта. Однако совершенно очевидно, что подавление этого беспорядка сопровождалось бы большими жертвами и разрушениями в городе, и, прежде всего, в промышленной его части.

Не менее очевидно было и другое: наведение порядка уже грозило тем, кто связал свое имя с переворотом и революцией. Представители Думы оказались между молотом и наковальней своих страхов. Они объезжали те резервные части, в которых еще сохранился порядок, и убеждали офицеров вести своих солдат к Думе43. Так, например, 28 февраля (13 марта) Родзянко много ездил по училищам и полкам, часто выступая перед юнкерами, офицерами, солдатами. Он призывал своих слушателей к единению с Думой и народом. «Старая власть, – говорил он преображенцам, – не может вывести Россию на верный путь. Первая задача наша – устроить новую власть, которой все бы доверяли и которая сумела бы возвеличить нашу матушку-Русь». В тот же день в его речах появились и призывы к повиновению: «Я призываю вас, братцы, помнить, что воинские части только тогда сильны, когда они в полном порядке и когда офицеры находятся при своих частях. Православные воины. Послушайте моего совета: я старый человек и обманывать вас не буду – слушайте офицеров, они вас дурному не научат и будут распоряжаться в полном согласии с Государственной думой. Да здравствует Святая Русь!»44

Слова помогали мало: среди пришедших частей не было офицеров, часто ими командовали люди в штатском. «Солдаты, – записала в дневнике от 28 февраля (13 марта) А. В. Тыркова, – держали себя сдержанно и неуверенно. Многие признавались – страшно!»45 В выступлениях лидеров Думы также часто открыто звучали и страхи перед возможностью разгона начавшегося движения. Так, выступая перед лейб-гренадерами, Милюков заявил: «После того как власть выпала из рук наших врагов, ее нужно взять в наши собственные руки, и это надо сделать немедленно, это надо сделать сегодня. Ибо мы не знаем, что будет завтра… Я вчера видел первый полк, который пришел сюда в полном порядке со своими офицерами и признал власть Государственной думы. Помните, единственное условие нашей силы – наша организованность. Только вместе с офицерами вы будете сильны. Неорганизованная толпа силы не представляет. Если бы вся армия превратилась в неорганизованную толпу, то достаточно небольшой кучки организованных врагов, чтобы ее разбить»46.

Освободительный процесс всегда сопровождается насилием: так снимаются страхи толпы, так она расплачивается за накопленные перед ней и неоплаченные вовремя долги правящей элиты. Революция освободила около 4 тыс. арестованных и сразу же лишила свободы около 10 тыс. человек: арестовывали «всех, кто выделялся несколько из общего обывательского уровня»47. В Таврический дворец начали доставлять арестованных членов правительства и генералов. В 11:15 1 (14) марта во двор Думы явился Протопопов. Бывший министр внутренних дел представился студенту-милиционеру, который арестовал его и проводил в здание Таврического дворца48. В этот день оно представляло собой нечто неописуемое. Вернее всего картину описал Деникин: «Палата, военный бивак, тюрьма, штаб, министерства. Сюда стекалось все, искавшее защиты и спасения, жаждавшее руководства и ответа на вставшие вдруг недоуменные вопросы.»49

В тот же день, в 10:30 под сильнейшим конвоем сюда же доставили и В. А. Сухомлинова. «Известие о привозе Сухомлинова, – отмечал журналист “Русских Ведомостей”, – мигом облетело всю Думу и вызвало в солдатах невероятное возбуждение»50. Его встретила революционная толпа: «Яростный рев огромного чудовища прорезает толщу шума. Новые волны людей рвутся с улицы в здание. – вспоминал современник, не испытывавший к генералу никаких симпатий, – Это имя электризует людей, заражает их гневом, яростью, мщением. Искажаются лица, ненавистью загораются глаза, вздымаются руки со сжатыми кулаками, с губ срываются хриплые звуки проклятий и брани. Так во дворце Революции не встречали еще ни одного министра павшего режима»51.

Вскоре явилась делегация преображенцев, потребовавшая погоны генерала52. Керенский приказал сорвать с Сухомлинова погоны, после чего заявил, что не допустит самосуд, и лично проводил бывшего военного министра под арест между шпалерами улюлюкающих солдат53. Этот достаточно благородный поступок вовсе не предполагал отказа от преследования генерала. И Временному правительству Сухомлинов был по-прежнему нужен в том же качестве козла отпущения. 11 (24) марта Львов принял решение о ликвидации Верховной следственной комиссии генерала Петрова, документы которой были переданы в распоряжение Министерства юстиции. Керенский направил их в Чрезвычайную следственную комиссию для подготовки судебного процесса54.

Армия начала нести потери с первых дней революции. По данным статистического отдела Петроградского городского комитета Союза городов, за время переворота было убито и ранено 1315 человек, из них – 53 офицера, 602 солдата, 73 полицейских, 587 граждан обоего пола55. Лишь немногие из офицеров нашли в себе силы оказать сопротивление революционной стихии. Город находился в прифронтовой полосе, и его гарнизон насчитывал около 20 тыс. запасных пехотинцев, не считая обозников, запасных артиллеристов, пулеметчиков и т. д. Кавалергардский полк держал в Луге «пункт слабосильных лошадей гвардейской конницы» – ветеринарный пункт и множество мастерских: плотницкие, сапожные, оружейные, швальные, шорные, кузнечные. Кавалергардская команда насчитывала всего двух офицеров, 71 строевого и 23 нестроевых кавалергардов, которые имели только 10 винтовок для караульной службы.