Да будем мы прощены - Э. М. Хомс

Слышу свой голос. Звучит так, будто я носок жую.

– Не стану я ей говорить, – отвечает он. – Это манипуляция. И откуда вообще я знаю, что у тебя инсульт, а не спьяну мордой грохнулся?

– Я в приемном отделении, Ларри. Меня тут спрашивают про страховку, я им только отвечаю «не волнуйтесь, есть у меня страховка».

– Нет у тебя страховки. Тебя Клер исключила. Я исключил по ее просьбе.

Я снова блюю, размазывая рвоту по проводам электрокардиографа.

– Поскольку вы официально продолжаете состоять в браке, у тебя кое-какие возможности есть. Ты можешь оспорить это решение.

– Ничего не могу оспорить. Едва могу говорить.

– В больнице может найтись адвокат.

– Ларри, пожалуйста, попроси Клер прислать мне по факсу копию страховочной карты, – прошу я, и сестра забирает у меня телефон из руки.

– Мистера Сильвера нельзя волновать – у него мозговые явления. Волнение при этом диагнозе никак не показано.

Ларри что-то ей говорит, и она отдает мне трубку.

– Ваш друг хочет сказать последнее слово в разговоре.

– Ладно, – говорит мне Ларри. – Я все сделаю, улажу вопрос. Считай это одолжением с моей стороны. Последним, которое я тебе делаю.

Интересно, Никсону тоже пришлось разбираться с такой фигней или он просто залег на дно с тарелкой консервированных спагеттиос?

У него был флебит, у Никсона. В шестьдесят пятом, когда он ездил в Японию, впервые проявился – в левой ноге? Я вспоминаю семьдесят четвертый, осень, сразу после отставки, когда левая у него снова распухла, а в правом легком оказался тромб. Была операция в октябре, потом кровотечение, и Никсон оставался в больнице до середины ноября, так что когда судья Джон Сирика вызвал бывшего президента в суд, тот не смог дать показания по состоянию здоровья.

Пока мы ждем очереди на КТ (которая мне кажется чем-то вроде детектора лжи для мозга), я все сильнее укрепляюсь в мысли, что между тромбами Никсона и Уотергейтом есть связь. Нет, я к себе не примеряю, но уверен, что случай с Джорджем и последовавшая смерть Джейн взорвали мне мозг.

Пока мне делают КТ, я для самоуспокоения пересматриваю список врагов Никсона.

1. Арнольд М. Пикер

2. Александр Е. Баркан

3. Эд Гутман

4. Максвелл Дейн

5. Чарлз Дайсон

6. Говард Штайн

7. Аллард Левенштейн

8. Мортон Гальперин

9. Леонард Вудкок

10. С. Стерлинг-Манро-младший

11. Бернард Т. Фелд

12. Сидни Давидофф

13. Джон Коньерс

14. Сэмюэл М. Ламберт

15. Стюарт Роулингс Мотт

16. Рональд Деллумс

17. Дэниел Шорр

18. С. Гаррисон Доголь

19. Пол Ньюман

20. Мэри Макгрори

Меня поместили в двухместную палату на наблюдаемом этаже. Мне приходит мысль позвонить своему «обычному» доктору. Каждое слово дается тяжелым трудом. Я объясняю положение как могу. Секретарша мне отвечает, что все в руках Божиих. Кроме того, доктор не практикует вне города, а еще, что более существенно, он сейчас в отпуске. Еще она спросила, хочу ли я перевода в «Смерть Израиля», когда доктор вернется.

– «Смерть Израиля» – это что?

– Это больница, с которой аффилирован доктор, – отвечает секретарша.

– Антисемитски звучит, – говорит мой сосед, который все слышит.

– Надеюсь к тому времени оказаться дома, – отвечаю я, и моя речь мне уже кажется более связной и знакомой.

– Если передумаете, дайте нам знать.

– Ничего нет хуже, чем когда врач нужен на самом деле, – говорит мой сосед.

– А вы с чем сюда попали? – спрашиваю я, хотя звучит это скорее как «Вы щипали?».

– Спектакль окончен, – отвечает он. – Завод вышел в часах. Вы заметили, что я не двигаюсь? Я стукнутый – и все это еще происходит в моем мозгу или в том, что от него осталось. Кстати, это вы расплываетесь или у меня в глазах?

Я не успеваю ответить – входит собачий волонтер.

– Я консультант из фирмы «Ваши пушистые друзья». – Женщина подтягивает стул и вытаскивает пакет с какими-то документами и бланками. – У вас собака или кошка?

– И собака, и кошка.

– Если дверь откроет чужой человек, они нападут? Где их корм и сколько они его получают? Собака ночью спокойна или нужен компаньон, который будет ночевать? У нас студенты и школьники такими ночевками подрабатывают.

– Сколько я здесь пробуду? – спрашиваю я.

– Вопрос к вашему доктору. Кстати, есть вариант приемной семьи.

– Меня в приемную семью?

– В новую семью ваших зверей – если, скажем, вы не станете возвращаться домой.

– А куда же я пойду?

– Ну, например, в интернат с хорошим уходом или куда-нибудь еще…

– На кладбище, она хочет сказать, – поясняет человек с соседней кровати. – Они таких слов говорить не любят, а мне можно, потому что – как вам уже сообщил – сам там скоро буду.

– Вы с виду совсем не так больны, – говорю я ему. – Вполне связно выражаетесь.

Я вытираю с губ нити слюны.

– Оттого-то все так сурово, – отвечает он. – В полном своем уме, все осознаю, но уже ненадолго.

– А вы не думали про хоспис? – спрашивает моего соседа консультант-пушистые-друзья.

– А в чем разница? Картины на стенах? Что тут, что там, всюду дерьмом воняет. – Он подносит руку к лицу. – Это я или кто-то другой? Рука моя или ваша?

– Ваша, – говорю я.

– Ага, – замечает он.

– Не хотела бы прерывать, – перебивает пушистая волонтерка, – но вы за целый день еще успеете наговориться, а у меня работа есть.

– То ли целый, то ли нет, – отвечает ей умирающий.

– Давайте о ваших любимцах. Клички, возраст? У вас ключ от дома с собой?

– Собака – Тесси, возраста не знаю, Маффин – кошка. Запасной ключ под фальшивым камнем слева от двери. Фальшивый ключ и десять баксов.

Умирающий жужжит, чтобы заглушить наш разговор.

– Слишком много информации, – говорит он. – Больше, чем мне следует знать.

– Ага, будто вы прямо сейчас встанете и обокрадете мой дом?

– Можете записать под мою диктовку? – спрашивает умирающий.

– Могу попытаться.

Давлю на кнопку и прошу бумагу и карандаш.

– Это не сразу, – предупреждает сестра.

– Тут умирающий, который хочет исповедаться.