Спящие карты - Виктор Мурич

– Ну и что я еще рассказывал? – хмуро интересуюсь у Михи.

– Как вертушки, я правильно их назвал? да? просчитались и в драбадан разнесли позиции своих. Как вы матом крыли страну, пославшую вас в такую задницу, пока вас с воздуха утюжили…

Наклонившись через барную стойку, хватаю хозяина заведения за грудки и тяну к себе. Ткань пиджачка начинает потрескивать.

– Миха, ты хороший человек, – заглядываю в испуганные глаза. – Именно поэтому я тебе ничего не сделаю.

– Но-но я… я же это…

Мой голос превращается в тихое змеиное шипение. Если бы этот мускулистый парень с добрым лицом знал… Да что он может знать? Все они видели войну лишь по телевизору. Их бы да на броню, калаш в зубы и в горы, где даже кусты тебя ненавидят, потому что ты захватчик. Это грязное слово читается даже на лицах детей, ненавидящих тебя уже только за то, что ты переступил порог их дома.

– Миха, о таких вещах как война не шутят! – мои руки привычным жестом перехлестывают полы пиджака, пережимая горло противника. – Запомни это! Там, в этих гребаных горах гибли мои друзья. Многие вернулись инвалидами! Миха, ты даже представить себе не можешь… Ты хоть раз в жизни видел матерей, встречающих своих двадцатилетних сыновей ставших калеками? Видел? Ты видел их слезы? Почему-то никто и ни когда не смог дать внятных ответов на их предельно простые материнские вопросы! А штабеля цинковых гробов видел?

– Н-е-ет, – хрипит выкатив глаза Миха, и пытается ухватить меня рукой за плечо.

– А я, видел! – Вдыхаю, считаю до десяти, выдыхаю и беру себя в руки. Главное не забывать, что передо мной не противник, а самый обычный человек. – Видел. И врагу такого не пожелаю.

Отпускаю побелевшего парня и аккуратно поправляю на нем пиджак.

– Я, не думал, что ты это так воспримешь, – массирует горло пальцами Миха. – Наверное, неприятно об этом вспоминать?

– Очень, Миха, очень. И давай без обид. Просто ты… ты зацепил растяжку в моей душе, и я взорвался.

– Растяжка? – не понял он.

– Граната, за кольцо которой привязана тонкая проволока или леска натянутая, например, поперек тропы…

– Понял. Можешь дальше не объяснять. Никаких обид, Дима.

– И куда же я попал шпротиной? – возвращаюсь к началу разговора.

Миха снова, как будто ничего и не случилось, растянулся в довольной улыбке:

– В бокал с шампанским дамы за соседним столиком. Это было еще до рассказов. Ее спутник, амбал неимоверных размеров попытался было на тебя бочку катить. Не знаю, что ты там ему сказал, но утих он мгновенно и даже твою шпротину вернул.

– Почти ничего не помню, – сдвигаю плечами. – Как-то многовато событий для одной попойки получилось. А как все культурно начиналось.

– Так всегда бывает. Я этого насмотрелся, но говорю честно – ты Дима уникум. Не смотря на, – он ткнул пальцем в сторону искалеченной ноги, – ты машина. Машина смерти. Даже страшно становится от осознания того, что из вас сделали.

Вспоминаю, за чем пришел.

– А Ди где?

– Ушла?

– Давно?

– Минут за тридцать до твоего прихода, – Миха снова занялся коктейлем. – Сказала, что невероятно хочет спать, и ушла.

К стойке подошла длинноногая брюнетка в некоем подобии мексиканского пончо на плечах.

– Кровавую мери, – томным голосом произнесла она, усаживаясь на высокий стул рядом со мной.

– Минуточку, – засуетился Миха в своем алкогольном царстве.

Приятно смотреть на то, как он работает. Похоже, что это действительно призвание. Я бы в жизни не смог так изящно крутануть в руке бутылку водки или … В общем каждому свое. Если человек занимается тем, что ему нравиться и это у него получается – это замечательно. Каждому бы так.

– Молодой человек, – обратилась ко мне брюнетка, одарив влажным взглядом, – вас случайно не Дмитрием зовут?

– Твоя работа? – в пол голоса рыкаю на Миху.

– Твоя Дима, твоя, – не отрываясь от процесса приготовления коктейля, отшучивается бармен. – В отличии от Ди ты пьянеешь слишком быстро. Она дольше продержалась.

– Мне подружка рассказала о вас. Вы вчера тут…

Прощально махнув рукой, на всей возможной для меня скорости покидаю бар «Кардинал». Мне кажется, что щеки пылают как красный сигнал светофора на ближайшем перекрестке. Итак, я стал достопримечательностью бара. Колченогий менестрель, слагающий баллады о славном прошлом. А что же будет, если этот менестрель сбацает балладу о своих текущих деяниях? Со сцены прямиком в дурку?

Не спеша ковыляю домой мысленно ругая Ди. Ведь сама же предложила в записке встретиться у бара и вот так неожиданно умелась спать. Зачем тогда было предлагать? Хотя нет, скорее всего, я не прав. Всего лишь вчера у нее были похороны брата… потом эпопея в баре, а с утра еще и на работу. Стресс, усталость и все такое. Иногда нервное напряжение сказывается не сразу, а спустя некоторое время. Ну, ничего, пусть отоспится, потом и поговорим. Возможно к этому времени я найду нужные слова и смогу сказать их Ди. Я боюсь, что если эти слова прозвучат неубедительно, то девушка может стать всего лишь одним кадром в неимоверно длинной киноленте под названием жизнь.

Глава12.

Тук-тук-тук.

А не проще ли было нажать кнопку дверного замка? Может, опять малолетки балуются? Не доросли еще до кнопки, вот и стучат в двери, чтобы потом с хохотом убежать. Не понимаю я таких развлечений.

Уменьшаю громкость телевизора «Чайка» с изрядно подсевшим кинескопом и неторопливо ковыляю к двери.

На лестничной площадке освещенной подслеповатой пыльной лампочкой в решетчатом обрамлении никого не оказалось кроме перса тети Галы, сердито блеснувшего глазами из темного угла.

– Кис-кис, – жестом предлагаю коту зайти в гости. – Пепс, зайдешь? У меня кое-что вкусненькое есть.

Этот раскормленный до неприличия кот частый гость в моей квартире. Иногда приятно усесться вечерком у телевизора с чашкой чая. Посадить Пепса на больное колено и просто отдохнуть ни о чем не думая. Окунуться в мыльную пену телевизионных шоу и сериалов. Почувствовать себя частичкой общества потребляющего всю эту сладкую до рвоты кашку-малашку. К счастью такие посиделки у меня бывают крайне редко, а то мозги давно превратились бы в жиденький кисель.

Лениво потянувшись, кот неторопливо, как будто делая величайшее одолжение тем, что поддался на уговоры умять чего-нибудь, направился к моей двери. На пороге остановился и подозрительно принюхался. В одно мгновение ленивый комок шерсти превратился в маленького, вздыбившегося тигра и с шипением замотылял лапой с выпущенными когтями перед собой.

Ну и ну. Я думал, что этот пушистик кроме как жрать в неимоверных количествах и подставлять пузо для почесона ничего больше не умеет.