Восемнадцатый - Варвара Крайванова

Основная группа вейверов готовилась к вылету в долину Винегрет на трех исследовательских катерах, вторая команда оставалась проверять и настраивать оборудование для деактивации ДМЗ. До плановой полной эвакуации базы оставалось двое суток, и к этому сроку Ямакава рассчитывал найти точное расположение движка и определить, как к нему можно подобраться со всем оборудованием. Джамиль и Алия сошлись во мнении, что с высокой вероятностью остатки Ковчега расположены у подножия холма, резко обрезавшего странную геологическую структуру. Язык долины вытягивался из него примерно на пятьдесят километров на северо-восток. Имея пятнадцать километров в основании и медленно сужаясь к концу, он чем-то напоминал результат направленного взрыва. Вейверы собирались исследовать холм с воздуха, а потом, если ничего не найдут, уронить одну из каменных пластин километрах в десяти от него, чтобы машины могли спуститься под нагромождение деревьев и скал. Мощности астероидных пушек должно было хватить на такую операцию.

Все уже направились было к катерам, как со стороны контейнеров к ним быстрым шагом подошел Громов. Все обернулись. Якоб остановился метрах в пяти. Ветер, еще минуту назад метавшийся между скал, выбрал именно этот момент, чтобы внезапно стихнуть перед очередным порывом.

– Я тоже лечу.

“Ты с вероятностью девяносто три процента там умрешь!” ― с этой мыслью в голове Вернона словно взорвался фейерверк наблюдений и воспоминаний. Так случалось всегда, когда ему требовалось реагировать мгновенно. Восторженный, полный слепого обожания, взгляд Громова на Альберта. Профессионально безразличный голос Роба: “Изменения уже необратимы.” В полуприкрытых глазах Джамиля читается вопрос: “Давай просто уберем лишнего?”

– Хорошо. Барабур заменит тебя в группе поддержки, ― Ямакава сам удивился, насколько холодно и чуждо прозвучал его собственный голос. На то, чтобы всё взвесить и принять решение, ушло меньше двух ударов сердца. Якоб не успел сказать ничего лишнего, что настроило бы против него остальных.

Алия вскинула брови, лишь слегка удивленная выбором. Пожала плечами, и, послав Громову воздушный поцелуй, легкой походкой направилась в сторону контейнеров, где команда Германа занималась разгрузкой.

Остальные вейверы безмолвно приняли распоряжение своего лидера к сведению и пошли рассаживаться по машинам. Только Джамиль недовольно дернул уголком рта. Спасать Громова он с этого момента не будет.

Ямакава чисто автоматически проводил взглядом удаляющуюся фигуру девушки. “Я всё ещё выбираю миссию, а не жизнь. Вопрос лишь в том, чего мне теперь это стоит…” Осознание произошедшего захлестнуло Вернона вместе с новым порывом ветра, больно царапнувшим лицо острыми песчинками. Он только что санкционировал непредумышленное самоубийство.

Судорожно вдохнул сквозь стиснутые зубы. Холодный, но вкусный, полный ароматами утреннего леса и меда, воздух создавал ощущение полной нереальности происходящего. В настоящем мире неживая смесь газов для дыхания пахнет жженым пластиком и людьми, запертыми в тесной жестянке посреди бескрайнего пустого пространства. Этот же огромный, наполненный беспрестанным сложнейшим движением объем над головой никак не вязался в голове Вера с тем, что они снова должны играть по правилам развед-вейва.

Правда, сказочному Вудвейлу, как и космическому вакууму, не было дела до переживаний маленького двуногого существа на его поверхности, да и Ковчег, похоже, планете совсем не мешал. Тяжелые, многослойные облака неслись по небу, и лучи двойного солнца то и дело пробивались между ними, рассыпая по базе колонистов крупные пятна света. Ямакава уже почти заставил себя оторваться от этого гипнотизирующего танца и пойти к катеру, как одно из пятен внезапно, словно прожектором, подсветило стоящую возле лаборатории биологов фигуру.

Последнее, что Вернон хотел бы сейчас увидеть. Единственное, на чем он сейчас мог сфокусировать взгляд.

Глаза цвета грозового неба с выцвевшими почти до белизны ресницами, словно нарисованными на загоревшей коже. Волосы забраны под пеструю косынку. Обветрившие губы чуть приоткрыты. Несмотря на прохладную погоду, рукава комбинезона завязаны на поясе, а все кнопки на серой рубашке-поло расстегнуты. На руках ― рабочие перчатки. Она смотрит прямо на него. Она всё слышала. Она знает, что произошло. “Видишь, я убиваю людей.” Никогда прежде: ни в лагере подготовки вейверов, ни на Нью-Церере, ни даже в Аду Аделаир, ― Вернон не чувствовал себя таким беззащитным.

В следующий момент губы Малиники сомкнулись, складываясь в спокойную, уверенную улыбку. Только сейчас Ямакава заметил, что Вудвейл удивительным образом изменил Вязиницыну. Черты лица заострились, движения стали резче и увереннее, плечи расправились. Её взгляд, пристальный, словно видящий насквозь, но при этом прямой и доброжелательный, который раньше так резко контрастировал с ее обликом, теперь, словно кусочек пазла, встал на свое место. То, что Вернон любил в ней, раньше едва заметное, здесь, на Вудвейле, открылось полностью, будто она действительно была хозяйкой этого мира.

Ямакава ощутил, как поверх гнетущей безысходности на него накатывает мощное сексуальное желание. Абсолютно дикое, несовместимое сочетание, никогда не случавшееся с ним прежде. В голове не осталось ни единой мысли, только две эти эмоции, четкие, чистые, не смешивающиеся. Яркие, как металлические лезвия на солнце. Раскалывающие его мир пополам. “Это ровазин,” ― зубы сжимаются сами собой. Требуется просто запредельное усилие, чтобы заставить себя перевести взгляд. Вернон смотрит на свое левое запястье. Там, между рукавом и перчаткой без пальцев ― маленькое красное пятнышко, место инъекции. Ритуал стал настолько привычным, что он даже не заметил, как ввел дозу, сразу после ответа Громову. “Я, похоже, не выкарабкаюсь, даже если выживу”. Сжал кулак. “Что ж, за этот Рай есть смысл умереть”.

* * *

Вудвейл, 2550-06-32 12:16

― Ну всё, я спускаюсь, ― голос Гамилькара деловит и спокоен. Их с Риком катер ныряет в просвет, образовавшийся после залпа противоастероидной пушки Филипа.

Гамилькар… Это удивительное имя из мертвого древнего языка принадлежало парню с весьма заурядной внешностью: серо-русые, начинающие редеть волосы, мелкие черты лица, вечно смеющиеся живые глаза в лучиках морщинок. Даром что крепкий, как большинство вейверов, но, пожалуй, самый низкорослый из парней в отряде. Все обычно зовут его Миком.

С началом колонизации космоса появилось много экзотических сочетаний имен и фамилий, маловероятных на Земле, где еще не до конца стерлись границы между культурами. Среди выведенных вейверов причудливые комбинации были скорее нормой. Во время первого сбора половых клеток каждый будущий разведчик составлял список имен для своих потенциальных детей, как правило, около двух десятков. Каждый рожденный в инкубаторе ребенок случайным образом получал имя от одного родителя и фамилию от другого. Если имена в каком-то из списков заканчивались, использовались наборы от бабушек и дедов. Имя ― это единственное, что, помимо генов, связывало вейверов с их детьми, и некоторые наполняли свои списки самыми невероятными вариантами, в призрачной надежде по ним когда-нибудь узнать свое чадо, хотя семьдесят процентов разведчиков не доживало даже до рождения первенца. Ямакава на такие ненадежные схемы не полагался, и в свое время нашел способ получить достоверную информацию о количестве отпрысков каждого в своей команде.