История французского психоанализа в лицах - Дмитрий Витальевич Лобачев

попал в окружение «бунтующих мальчишек». Это услышал Леклер и наградил Лебовичи несколькими тумаками[213].

Леклер сохранял верность Лакану. Нельзя сказать, что Лакан был слишком признателен, он воспринимал личную верность ему как нечто само собой разумеющееся. Однако среди многих других Леклер действительно пользовался особым уважением и даже доверием наставника. Другу Леклера Гранову он доверял хранить записи семинаров, а Леклер начиная с 1957 года стал секретарем ФПО, основанного Лаканом и его сторонниками, и занимал эту должность вплоть до 1962 года[214].

В эти годы Леклер посещал семинары Лакана, иногда представляя там собственные статьи. Не обходилось и без диалогов, характер которых можно передать следующим примером от 15 декабря 1954 года. Накануне Леклер прочел свой доклад о субъекте, с которым, по-видимому, был не совсем согласен Лакан: «Я не скажу, что прошлым вечером Леклер в своем докладе простерся перед золотым тельцом, но что-то в этом роде все же имело место»[215]:

«Д-р Леклер:

— Извините, но я хотел бы возразить. Если у меня и была тенденция делать из субъекта идола, то лишь потому, что я считаю это необходимым, что по-другому сделать нельзя.

Лакан:

— А, так вы идолопоклонник! Я спускаюсь с Синая и разбиваю скрижали закона.

Д-р Леклер:

— Позвольте мне закончить. У меня создается впечатление, что, отказываясь от этого, вполне сознательного, овеществления субъекта, мы стремимся — и Вы стремитесь тоже — перенести наше идолопоклонство на другой предмет. В данный момент это больше не субъект — это другой, образ, зеркало»[216].

Леклер, как мы видим, не всегда во всем был согласен с Лаканом, однако сам ход его мысли, характер мышления был чисто лакановским. Это хорошо видно из его докладов и статей, в частности из статьи в журнале «Психоанализ», который издавало ФПО. В пятом номере Леклер разместил статью «О психотическом эпизоде в истории Человека-волка». Он писал: «Никто не будет отрицать, что это наиболее восхитительный анализ Фрейда и что настойчивость его ожиданий в данном случае является формой гениальности»[217]. Текст статьи является попыткой интерпретировать случай Человека-волка в духе лакановского лингвистического подхода: «При анализе Человека-волка, к которому я теперь буду постоянно обращаться, одним из главных означающих оказывается “открытие”… В тексте ночного кошмара оно проявляется…

с самого начала: “Вдруг окно открывается само по себе”… Фрейд не ошибается; фрагмент “окно открывается само по себе”, истинная основа анализа, нужно интерпретировать так: внезапно открываются глаза, это время пробуждения, которое открывает видение первичной сцены, время пробуждения, которое обрывает кошмар. Но если мы дополнительно рассмотрим страх быть съеденным волком, мы также найдем представление об открытом рте, к которому мы еще вернемся… Давайте вспомним, что в самом раннем детстве, до трех месяцев, пациент был анорексичен, по крайней мере, его было трудно кормить… и все знают наивные трюки матерей или нянь, чтобы открыть рот или же заставить его закрыться»[218].

Забегая вперед, скажем, что Леклер остался куда более последовательным лаканистом, нежели сам Лакан; он фактически не отошел от концепции означающего и языковой структуры бессознательного. Уверенность в этих взглядах на символическую структуру мира позволила Леклеру заявлять в статье «Критерии истины» о том, что в общем-то существенной разницы между биологическим и социальным нет: «Современная наука, и в частности биология, говорит о том, что биологический порядок, если не сказать биологическая «истина», состоит прежде всего в организации символов (названий, чисел или букв), присвоенных элементам, выведенным экспериментально: клетки, молекулы, белки, антитела и т. д., каждая из которых может быть идентифицирована. […] Природный порядок в целом и живой (биологический) порядок в частности сегодня можно считать символическим порядком, системой законов, которая по своей сути не отличается от социального порядка: символической реальности, “человеческой природы”, какой выступает, по существу, область речи, языка и письма. Проще говоря, оппозиция между природой и культурой сегодня принимает форму противостояния между двумя различными типами символической деятельности»[219].

Примерно в это же время, в 1957 году, Леклер защищает диссертацию, официально завершив образование в качестве психиатра. В ноябре того же года в журнале с весьма претенциозным названием «Исследования и дискуссии католического центра французских интеллектуалов» (Recherches et débats du centre catholique des intellectuels français) выходит большая статья Леклера «Главные этапы психоаналитического лечения»[220]. Этот текст, ориентированный на широкую публику, служит целям ознакомления с психоаналитическим процессом и в целом не представляется слишком интересным, за исключением разве что нескольких цитат вроде этой: «Я не могу лучше дать определение тому, что я называю интерпретацией, чем сказать, что она отмечает определенное время, повторяя внутренний ритм анализа. Она выступает свидетельством присутствия живого аналитика (а каждому пациенту известно, что порой в этом возникают сомнения)»[221].

В 1960 году на конференции, посвященной проблеме бессознательного, которую организовал Анри Эй, Леклер и Лапланш делают общий доклад — части 1, 2, 4 были написаны Лапланшем, части 3 и 5 — Леклером.

Автор «поддержал тезис о бессознательном-языке, заявив, что лаканизм — не просто философия языка, но действенный терапевтический метод, тогда как Лапланш утверждал, что бессознательное выступает условием языка»[222]. Свою позицию Леклер подтверждает клинической зарисовкой — «случаем Филиппа», анализанта-еврея 30 лет, страдающего навязчивым неврозом[223], указывая на фундаментальный характер двух означающих: жажду (thrist) и следы (trace), которые сыграли конститутивную роль в формировании изначального бессознательного (primordial unconscious)[224].

В 50-х — начале 60-х годов Леклер, Гранов и другие молодые лаканисты начали вынашивать планы распространения учения Лакана на территорию всей Европы и Америки. Это решение было отнюдь не столь авантюрным, как нам может показаться, особенно если задуматься о причинах, которые лежали в основе этой интеллектуальной экспансии. Лакановский вариант психоанализа существенно пересматривал позиции ортодоксального фрейдизма с его «пансексуальностью». При этом «лаканизм» занимал сразу двойственную позицию: для психоаналитиков из МПА он всячески демонстрировал верность Фрейду, а для современных интеллектуалов и философов — принципиальную новизну, выдержанную в духе структурализма, хайдеггерианства, феноменологии и т. д.

В 1961 году Леклер стал членом МПА; он вместе с Грановым и Франсуа Перье вел переговоры с МПА об официальном признании ФПО. Однако они закончились едва ли так, как рассчитывали Леклер и его товарищи. Виной тому был, конечно же, Лакан. Слишком противоречивый, слишком известный; своими короткими сессиями он игнорировал правила подготовки аналитиков, а любая его попытка теоретически оправдать себя принималась в штыки. Когда стало ясно, что МПА не уступит, произошел еще один раскол: Лакана исключили из ФПО. Однако без боя лаканисты не сдавались. Леклер пытался убедить Лакана хотя