Царственная блудница - Елена Арсеньева

В самом деле, обхожденье Бекетова с прелестнойфранцуженкой более напоминало обращенье с мужчиною. Никита Афанасьевичзадиристо толкал ее в бок, хлопал по плечу, нелепо подмигивал, подталкивал,норовя наступить сапогом на воздушный шелк юбки... Лия де Бомон сторонилась егокак могла, ее перемещения по гостиной напоминали метания существа загнанного,бесплодно пытающегося спастись бегством, но Бекетов не отставал. Иногда онбросал взгляды в сторону императрицы – вроде бы украдкой бросал, но она немогла их не замечать.

– Что это с нашим Никиткою? – пробасилподошедший Петр Шувалов. – Руки распустил не в меру. Того и гляди, потащитмамзель на диванчик, юбку задерет да и вжарит промеж ног! А она, гляди,кобенится, а сама вроде бы и не прочь? Другая давно бы уже вдарила ему помордасам, а эта манит, манит мужика, задорит его!

Шувалов вообще был груб, а сейчас от изумленияи беспокойства вовсе потерял над собой всякую власть: что приходило на ум, томигом перескакивало на язык. Елизавета Петровна в другие минуты одернула быего, а сейчас словно и не замечала ничего, кроме блеска глаз Бекетова, егонапряженной улыбки, его разгулявшихся рук и этих странных переглядок с Лией, тоесть с Шарлем...

В не меньшем остолбенении, граничившем сужасом, наблюдала за происходящим Афоня. Человек, которого она любила, словнобы лишился ума в одночасье. Он не обращал внимания на императрицу, а повлексяза той, которую Афоня уже зачислила было в подруги. Да как повлекся!Просто-таки полетел!

Бедная девушка совершенно ничего не понимала.Конечно, любовь с первого взгляда – вещь самая обыкновенная, она и сама,например, влюбилась в Никиту Афанасьевича сразу, как только его увидела...а все же то, что извинительно и естественно для сердца девичьего, страннои нелепо видеть в поведении мужчины.

«А что ж она его не осаживает? –изумлялась Афоня. – Вроде бы даже и завлекает...»

Вдруг девушка вспомнила, как она этойзагадочной польке жаловалась: любимый-де влюблен в другую, – а та,коварная, поддакнула, мол, кабы могла навредить сопернице вашей, то непременнонавредила бы, а вам бы помогла.

Хорошенькая помощь! Сама соперницей стала!Поистине – медвежья услуга!

– Ну это уж, знаете ли, вовсе все границыпереходит, – пробормотал в это мгновение Гембори. – У вас, у русских,есть поговорка, всяк-де с ума по-своему сходит, и я весьма снисходительноотношусь к слабостям человеческой натуры, тем паче что и в английскойкоролевской се... то есть я ничего не хотел сказать, кроме того, что и в самыхвысокопоставленных семействах издавна... э-э... – Он хитровато прищурился:– Ну что ж, и в Писании сказано, что ниже пояса все грех... Да, я, значит,готов смириться с тайными слабостями и пороками, но вряд ли стоит их навсеобщее обозрение выставлять! Ну, вывел бы господин Бекетов его в другуюкомнату, ну...

– Его?! – изумился Шувалов. – Когоэто – его?!

Гембори бросил пронзительный взгляд наЕлизавету – и ту словно ожгло.

«Знает, – окончательно увериласьона. – Все знает! И что это кавалер, и что мы с оным кавалером любострастничали– тоже знает... Господи, вот позорище! А все Никитка-пакостник виноват, взялсяза старое, за прежнее... да и французишка сей тоже хорошее дерьмо... я егов постель допустила, а он тут же и изменил... ну ладно, кабы с другой бабой, ато с мужиком!!!»

– Я хотел сказать, ее, – поправился в этомгновение Гембори самым ехидным на свете голосом. И, поклонившись остолбеневшейимператрице, отошел, потому что Гарольд, сверкая и переливаясь своимпронзительно-голубым нарядом, делал ему какие-то знаки.

– Что случилось? – с досадой спросил сэрУильям. – Ты отвлек меня от очень интересного разговора с ее величеством.

– Ах, дядюшка! – шепотом воскликнулГарольд. – Помните, я говорил вам о какой-то женщине, которая не стольдавно пробралась в дом и исчезла бесследно? Мы с Брекфестом попытались ееизловить, но он успела сбежать.

– Помню, ну и что? – нетерпеливоотозвался Гембори. – Тебя следовало бы высечь, несмотря на твой возраст иобщественное положение, за то, что ты позволил неизвестно кому шататься по территориипосольства, что значит – по территории Великобритании!

– Высечь следовало охранников, которых в садуднем с огнем не сыскать, а тем более – ночью, – огрызнулся Гарольд, –а ко мне не советую приближаться, в боксинге вы против меня и раунда не продержитесь.Но вы говорите: позволил неизвестно кому... Известно! Это она и есть, вот что явам скажу! Та самая дама, которую дядюшка моей невесты так ретивоосаждает, – это она! Она была в тот вечер в посольском саду! Я видел еемельком, но узнал сразу!

– Я так и думал, – пробормоталГембори. – Судя по ловкости, с которой она от тебя удрала, это мог бытьтолько он...

Гарольд и стоявшая неподалеку, а потомуслышавшая этот разговор Афоня недоумевающе воззрились на сэра Уильяма. Так онаили он?!

– Какая жалость, что не удалось схватитьего, – продолжал Гембори. – И вы, Атенаис, ее тоже не видели?

Скажем прямо: Афоня была так зла, чтоиспытывала величайшее искушение выдать «польку» и чуть было не сделала этого,однако в последнее мгновение спохватилась: прежде всего она выдаст себя! Ведьпридется признать, что прятала «польку» в шкафу в фехтовальной зале, и скрывалаэто, и обманывала Гарольда... Поэтому она сочла за благо помотать головой,угрюмо провожая глазами Бекетова, который, обхватив француженку за талию и преглупохихикая, словно пьяный солдат, увлек ее в соседнюю комнату.

– Да вы только поглядите! – возопилизумленный Петр Шувалов. Однако в том восклицании не было никакой нужды – всесобравшиеся и так смотрели только туда.

– Грязный развратник! – дрожа от злостипроговорила, словно выплюнула, Елизавета Петровна. – Они оба – грязныеразвратники! – С трудом перевела дух, отпихнув Мавру Шувалову, которой,видимо, взбрело в голову, что государыня недалека от обморока, и которая лезлак ней с веером, так ретиво им размахивая, что локоны на мраморномимператрицыном лбу растрепались. – Сейчас я в гостях и ничего не станупредпринимать в чужом доме, но, клянусь, в своем дворце я ничего подобного непотерплю! Михаил Илларионыч! – окликнула она потрясенногоВоронцова. – Потрудись довести до сведения мсье и мадемуазель д’Эон, –она выделила имя голосом, – что в их, – опять выделилаголосом, – услугах я более не нуждаюсь. И чтоб ни слова о них более! Васэто тоже касается, господа! – Императрица поочередно огляделаШуваловых. – Кто за них вступится, рискует опалою, да пресерьезною! –И тут она сорвалась на крик: – А об этом содомите Бекетове... об этомразвратнике ежели от кого услышу, голову тому рубить велю, даром, что клятвунарушить придется!