Тибетское Евангелие - Елена Крюкова

Тихо, медленно ступал верблюд Иссы по тонкому лезвию песка, по истонченной, усталой нити жизни. Нить вымокла в крови людей и зверей. Ржали кони, умирая, и кричали, умирая, люди. А господин мой шел и вел караван за собой.

Нежно, осторожно ступали верблюды по красным пескам и острым камням, вынося на себе тела хозяев своих из ужасной битвы.

Улыбался мой Исса, и я слышал, как он говорил, и купцы слышали голос его: «Эта битва — не последняя. Битва идет вечно. Бой Небесный неостановим. Кто усомнился в победе, поплатился кровью. Кто отчаялся в любви, поплатился жизнью. В виду смерти не теряйте любви, тогда Господь сохранит вас».

И так, медленно, тихо ступая, вынесли верблюды путников из красного моря великой битвы в горах.

И еще долго, долго шел по пустынной дороге меж гор караван: Исса хотел подальше увести друзей своих от сраженья.

Ему это удалось.

Верблюды шли и шли, сбивая ноги на колких, белых как кости камнях. Розовый Тюрбан и Черная Борода так и ехали, поддерживая под локти Старого Инжира, а тот уже терял разум от боли и крови, ослепившей его и залившей рот красным соленым медом.

Исса махнул рукой. Его верблюд послушно наклонил голову и согнул ноги. Исса спешился и помог сойти с верблюдов купцам.

Все вместе они подняли на руки Старого Инжира. Он умирал.

Исса сказал: «Сюда несите его, мы положим на придорожные камни его».

Положили они старика на камни. Вдали горел призрачным светом неведомый город.

И сказал Исса: «Это Кабур. Раньше его называли иным именем. Сейчас Старый Инжир умрет. Если можете — глядите. Если можете — не глядите. Но молитесь, ибо молитва во время умирания дойдет до Господа напрямую».

Купцы преклонили колени. Исса сложил руки на груди. Сел на корточки, как ребенок, подложил ладонь под затылок Старому Инжиру.

Взял полу плаща и отер старику лицо от крови.

Поднял над лицом умирающего бурдюк с последней водой Черная Борода; и вылил всю драгоценную воду на лицо, на лоб, на губы уходящему навсегда.

«У нас нет больше воды», — сказал Черная Борода сухими губами.

Купцы стояли на коленях и молились.

Улыбнулся Исса, и улыбка долетела до глаз, до лба, до рта Старого Инжира.

И стала улыбка Иссы — улыбкой старика; и стали глаза Иссы — глазами старика; и стало дыханье Иссы — дыханьем старика.

И когда Старый Инжир испустил дух, закрыл Исса глаза.

И так сидел.

Молча молились купцы.

А вдали, за их склоненными затылками и сгорбленными в молитве спинами, горел под солнцем всеми стенами, всеми домами, сложенными из белого и розового туфа, пустынный, жаркий град Кабур. Там жили люди, похожие на волков, и барсы, что были умнее людей, и птицы с хвостами длиной с рыболовную сеть, и золотые рыбы, за одну такую рыбу восточные владыки платили три мешка золота; и воины, что не знали страха, и женщины, что не знали счастья.

И сказал так Исса, мальчик мой золотой:

«Смерть страшна для того, кто умирает. Смерть страшна для тех, кто остается жить. Но для того, кто перешел Реку, смерть не страшна. Ибо он вошел в красную воду и вышел из нее на другом берегу. Он вошел в воду, в нее же входил, когда рождался. Она так же красна и так же солона. Она так же текуча и так же жива. Эта красная вода вечно течет; и вечно люди входят в нее, страшась и дрожа и стеная. Но когда они вступают на берег иной, они уже не помнят скорби! Внемлите: так течет наша душа в гранитном русле времени. Живая река сама торит себе путь в каменистых горах, на широких равнинах. Только и есть: любовь, путь и безбрежная смерть. Внемлите: она не страшна! Она играет с нами, а мы играем с ней. Улыбнитесь ей! Веселитесь вместе с ней! Молитесь, любимые! О единственной жизни. О пути по краю смерти. О великом пути!»

И, плача, закрывая старому другу, торговцу жемчугом, имбирем и дамасской острой сталью, Старому Инжиру ледяные глаза, повторяли про себя купцы простые слова Иссы о жизни и смерти.

…подошли к широкой реке, и (медленно несла она) белые, солнечные воды свои. Оглянулся на купцов. Теперь (четверо) было нас.

И стояли трое, и я с ними; и глядели, (как медленно), важно течет река.

И так сказал: Знаете, (как имя) реки!

Знаем, сказал Розовый Тюрбан, Инд (имя ей)!

Улыбнулся и так сказал: Переправляться (будем)!

И стали переправу готовить. Вытащили из тюков, (привязанных к верблюжьим бокам), ножи и топоры, рубили жесткие, тонкие и хрупкие (стволы) неведомых, длиннорослых деревьев. Связывали веревками.

Из-под рук выходил, выплывал плот. Его (подволокли) ближе к воде.

Верблюды медленно жевали (траву). Трава была свежая, сырая, а солнце (стояло высоко, и в воздухе) плыла незримым кораблем немыслимая жара. Длинные Космы стал (задыхаться). Ловил ртом речной ветер.

Куда мы пришли, тихо спрашивал?

Я улыбался, и ветер (ласково обдувал потное) лицо мое.

Видишь, река большая, Инд зовется! Бхарат (имя земли)! Да будет, так сказал ему.

Да будет, согласно наклонили (головы купцы).

Набрали пресной воды в бурдюки. Ввели на плот верблюдов, сами (впрыгнули). Накренился плот, (и животные и люди) чуть не скатились в реку. Удержались. Черная Борода засмеялся белозубо. У него (на лице) обцелованная солнцем кожа (была) цвета бороды, так загорела.

У берега вода стояла, а на стрежне (течение сильное), мощное, и волокло плот, как послушную игрушку. Я (держал в руке) самодельное короткое весло, срубил его сам из мягкой (древесины) неведомого дерева. Прежде чем срубить толстый сук — попросил прощенья у Господа, Отца всего сущего, что причиняю (боль) дитяти Его.

…плот ткнулся, как собака мокрым носом, в (другой берег). Доплыли!

Не утонули, выдохнул Длинные Космы.

Волосы (его мокры были) от пота и влаги. Веревками вдоль лица свисали.

…протянул руку и заправил ему прядь за ухо.

…засмеялся он, и руку мою не оттолкнул.

Медленно свели на берег (верблюдов), и послушно шагали они.

И так же медленно, осторожно дыша влажной жарою, (испытывая) легкое головокруженье, ступали мы по новой земле, оглядываясь по сторонам, (дивясь) на незнакомые деревья и травы, видя, как разбегаются (из-под ног) сколопендры и скорпионы, наблюдая, как разворачивают пышные яркие (лепестки), краснее и розовей женского лона, огромные, величиною с лодку, цветы в густых зарослях темной (травы), как перепархивают с ветки на ветку диковинные (птицы), меньше мизинца, разноцветные, как россыпи каменьев в женской шкатулке — и слепяще-желто-медовые, и густо-сине-зеленые, и цвета ранней зари над горами, и цвета только что пролитой (крови), — и улыбки удивленья и любованья всходили на (лица наши), и мы понимали: вот он, земной Рай, вот он, сад (Эдем Господа) нашего, вот мы идем по нему! Дошли!