Как влюбить в себя босса за 80 дней - Ева Ночь

Мясо таяло во рту. Вкусно. Ну, хоть чему-то здесь можно порадоваться. Поэтому я накинулась на шашлык, как волчица.

Одинцов появился внезапно. Наверное, я слишком ушла в нирвану вкусовых оттенков. Когда я волнуюсь, жру как не в себя.

Его рука возле моего лица. Я моргнула. Он осторожно прикасается салфеткой к уголку моих губ и меня словно стрелой пронзает насквозь. Как я не вскрикнула — не знаю.

— Испачкалась, — говорит Одинцов доверительно, и я чувствую себя младшей сестрой его друга. Девчонкой, которую нужно терпеть рядом, потому что избавиться от нее никак нельзя.

— Выпьем? — вырвалось невольно. У меня даже глаз дернулся — я сама от себя не ожидала.

— Выпьем, — продолжает улыбаться мне Одинцов и кажется каким-то богом, что ли. Неземным существом с другой планеты или галактики. Настолько прекрасным, что я чувствую кожей собственное ничтожество.

А потом это проходит после глотка чистого виски, который подсунул мне этот инопланетный монстр. Мы едим мясо, салат, смеемся. Кажется, он шутит. И пьет как конь. То, что доктор прописал. Я только пригубливаю, наблюдая, как он накачивается. О, дорогой! Ощущение дежавю входит в меня и не выходит. Это вам не лопнувший воздушный шарик, чтобы туда-сюда-обратно шнырять и замечательно входить и выходить из горшочка, в котором когда-то мед водился!

Лика

В какой-то момент его отрывают от меня. Он извиняется глазами и уходит, поддавшись напору пьяной толпы. Куда-то на улицу. Я даже не пыталась понять, зачем они все туда ринулись.

В голове у меня ясно, чувства обострены. Ноздри, наверное, трепещут. Я вся — пружина, готовая выстрелить. Осталось лишь дождаться нужного часа, а поэтому время превращается в кисель. Нет, не тянется резиново, а просто болтается, отщелкивая секунды и минуты.

В таком созерцательном состоянии меня и застает Зефирка, что плюхается на стул рядом.

— Ну что, выпьем, подруга? — улыбается она развязно. Кажется, пьяна. Чуть-чуть перебрала. А внутри меня — бдзынь! — обрывается струна. Кажется, пружина выстрелила вхолостую. Она что, пришла разборки устраивать? Сейчас расскажет мне, какая я дрянь и охмуряю ее парня? И чтобы катилась отсюда куда подальше?

— Ну, рискни, — отвечаю небрежно и уверенно. Даже немного надменно. Ничего из перечисленного я не ощущаю. Наоборот: внутри все подбешивает и подскакивает. Сердце рисует такие пируэты, что кардиолог бы удавился.

Зефирка щедро плещет в стаканы виски и делает большой глоток. Я все так же пригубливаю и не спешу пить. Не надо мне и даром ваше опьянение. Достаточно, что все уже упились до положения риз практически. Вместе с Одинцовым. Но этот объект для меня лишь бы живой был и дееспособный, на остальное — плевать. Пусть страдает потом похмельем и амнезией.

— Что, трусишь? — подмигивает мне эта дрянь. — Думаешь, я сейчас начну мозги тебе вправлять и наезжать?

Я так и думаю, но смотрю на нее как на таракана раздавленного. Пусть поагонирует на моих глазах. Видали мы таких скромниц хрупких и нежно воздушных. Правда, меня начинают терзать смутные сомнения, что она именно такая. Внутренний голос едко шепчет, что это для мужиков она — трепетная лань и умирающая лебедь. А на самом деле — акула с зубами в три ряда.

— А я то и собираюсь делать! — заявляет она и дышит на меня чистым алкоголем. Зачем я вдыхала? От ее духа у меня начинает в голове мутиться, будто это не Зефирка только что дрябнула чистый виски, а я. — Хочу в чувство тебя привести и встряхнуть как следует! Ты почто моего брата обижаешь?

Я оторопела. Это как войти посреди киносеанса. Все ржут, а ты не понимаешь, в чем дело. Не видел ты комической сцены, пропустил. Вот и сейчас. Умом понимаю: я чего-то не увидела. Зато Зефирка в курсе. И я сейчас выбью из ее пьяной башки всю подноготную!

— Какого брата? — спрашиваю мягко и коварно. Сейчас важно резких движений не делать, чтобы не спугнуть жертву.

— Сашку, конечно, — улыбается она глупо и пьяно хихикает.

Внутри меня разливается жар. Это что получается?.. Нет же у Одинцова никакой сестры — я-то уж точно знаю. К тому же… он спит со своей сестрой?.. Вот на этом месте моя башка совершает головокружительный прыжок. Стоять! Это она пьяная, а я трезвая! Бред несет она, а я обязана фильтровать ее откровения.

— Он мне двоюродный, — уточняет Зефирка. — Лучший парень на земле, между прочим. В любой беде поможет, плечо подставит, своих не бросит. Мы не пара, понимаешь? Он мне помогал женишка отвадить ненужного. Мне вообще твой брат нравится.

Она хлопает ресницами, корчит рожицы, показывает белые зубки в улыбке. А я пытаюсь поймать отъехавшую крышу. Это что получается: Одинцов всех дурачил? А я от ревности захлебывалась? Волосья собиралась Зефиркины посчитать? А если бы я не выдержала и устроила грязную сцену? Как бы я выглядела?

Как настоящая дура. Это правильный ответ.

— Он же на тебя стойку делает, как хорошая охотничья собака. Я сразу заметила. Ты ему нравишься очень. У вас что-то было, да?

Ну вот еще. Буду я всяким Зефиркам рассказывать о потере девственности десять лет назад. Тем более, что Одинцов ничего не помнит. Обойдется без откровений с моей стороны.

— Ты бы его поздравила с днем рождения, Лик, а? А то совсем заработался. На баб не смотрит. Злится. Он у нас особенный, — снова хихикает, — у него с бабами все сложно.

В каком смысле сложно? Нет, ее слова меня не пугают. Десять лет назад у него все хорошо было, так что вряд ли что-то изменилось. Или?..

— Знаешь, что, — открываю я наконец рот. — Шла бы ты… Георга охмурять! Он, кажется, не против. Но мое дело предупредить: на большее, чем секс без обязательств, не рассчитывай.

— Да-а-а? — мычит Зефирка, прикрывая глаза. — Короче, махнулись братьями? А там видно будет. Обязательства, не обязательства…

— Иди, иди, — спроваживаю я Женьку и медленно выдыхаю воздух. В груди пожар — дышать нечем. Кажется, я волнуюсь.

Потихоньку сбегаю в свою комнату. Приближается час икс. Уже темно на улице. И какое-то спокойствие мешается с мандражом. Я принимаю душ. Натягиваю сексуальное белье. Расчесываю волосы до тех пор, пока они не начинают потрескивать. Все, долой джинсы и рубашку в клеточку. У меня есть сарафанчик — легкий, струящийся шифон. Простенький, но по фигуре. Что надо подчеркивает, что не надо — сглаживает. И туфли на высоком каблуке надеваю. Любуюсь собой в зеркале. Полностью не видно, но мне достаточно и того, что я вижу: глаза блестят, румянец во всю щеку играет. Я великолепна и плюну в лицо любому, кто посмеет спорить!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍