Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Диана Сеттерфилд

Он проснулся? Это походило на пробуждение. Значит, он спал?

Чувства возвращались к нему медленно, как к восставшему из гроба Лазарю. Голова раскалывалась. В груди ныло, словно он всю ночь надрывал криком легкие. Он лежал на чем-то холодном и твердом, и что-то шершавое скребнуло его щеку при попытке пошевелиться. Он приоткрыл один глаз. Вот как, он на кладбище! С надгробной плитой в качестве постели и свернутой веревкой вместо подушки. Рядом свежая могила. Это могила Розы.

Он закрыл глаз и начал вспоминать. Так, он был на похоронах жены. Потом пошел в «Красный лев». Очень много выпил. А потом? Что-то проскользнуло в памяти…

…и вновь исчезло.

А потом в сознание ворвалась тревожная мысль.

Дора!

Он вскочил настолько поспешно, насколько позволило затекшее тело.

Надо вернуться домой.

Даже не взглянув на моток веревки, оставшийся лежать на надгробии, он двинулся прочь с кладбища. Все его мысли были заняты дочерью и тем, что следует сделать для спасения ее жизни. Ибо она будет жить. Теперь он был в этом убежден. Она будет жить! И – хотя об этом он совсем не думал – будет жить и он сам.

Когда Беллмен появился на пороге комнаты, миссис Лейн ни словом не обмолвилась по поводу отпечатка веревочных колец на его щеке и исходящих от него алкогольно-кладбищенских запахов. Она лишь пошире распахнула дверь, впуская его внутрь. Кто упрекнет в нервном срыве мужчину, оказавшегося в таких обстоятельствах?

Казалось, все идет к концу: Дора билась в сильнейших конвульсиях. На сей раз Беллмен не стонал и не рвал на себе волосы. Его взгляд не метался по комнате в отчаянной попытке найти какое-то спасительное средство. Он стоял у кровати, не меняясь в лице, застывший как надгробный камень.

Приступ сменился затишьем при постепенно слабеющем дыхании. Миссис Лейн сложила руки девочки у нее на груди, преклонила колени и начала шепотом читать «Отче наш».

Беллмен произносил молитву с ней вместе – твердым, ни разу не дрогнувшим голосом.

Когда они закончили молиться, девочка все еще подавала признаки жизни. Слегка озадаченная, миссис Лейн приступила к молитве повторно.

Прозвучало последнее «аминь», но Дора продолжала дышать.

Недоумение миссис Лейн усилилось. Она растерянно взглянула на Беллмена и поразилась его необычайному спокойствию.

– Мистер Беллмен, вам не кажется, что ее дыхание стало свободнее? – спросила она.

– Так и есть.

Они склонились над девочкой, всматриваясь в ее бледное лицо. Миссис Лейн большим пальцем осторожно приподняла ее веко и проверила зрачок, а потом разомкнула скрещенные руки девочки и начала согревать их в своих ладонях.

– Боже всемилостивый… – начала она новую молитву, но запнулась уже на первой фразе.

Дыхание Доры оставалось поверхностным, но стало ровнее. Понемногу ее ледяные руки согревались, на щеках пятнами проступал румянец. И миссис Лейн полностью переключилась с забот о душе девочки на помощь ее телу. Прошел примерно час после кризиса, и ресницы Доры чуть заметно дрогнули. Она не очнулась, однако теперь ее состояние больше походило на обычный сон, чем на кому.

Беллмен не шевелился, как будто не замечая действий миссис Лейн и не слыша, что она говорит. Он не отрывал взгляда от дочери, хотя было непонятно, видит он ее или нет.

Лишь после визита Сандерсона, который изумленно покачал головой, столкнувшись с таким чудом, Беллмен позволил себе передохнуть. Он сбросил халат Розы с постели на пол, лег, не раздеваясь, и мгновенно провалился в глубокий сон.

Прошлая ночь: рукопожатие – или иной знак заключения сделки – над могилой, в темноте, с человеком, которого он едва мог разглядеть. Сегодня: его дочь возвращается к жизни.

Ни малейшего лучика не пробилось сквозь мрак его сна, чтобы осветить процесс разрушения прежнего и возникновения нового Уильяма Беллмена.

Что-то завершилось. Что-то вот-вот должно было начаться.

Сократ. Построим в каждой душе нечто вроде голубятни для всевозможных птиц, где одни будут жить стаями отдельно от других, другие же либо небольшими стайками, либо поодиночке, летая среди остальных как придется.

Теэтет. Считай, что построили. И что же дальше?[6]

Платон. Теэтет

Без пяти минут одиннадцать Беллмен вошел в комнату дочери, и миссис Лейн поднялась, уступая ему место у постели.

– Гонг? – спросила она.

– На ваш выбор.

Миссис Лейн проследовала на кухню, где ее ждала Мэри.

– Что будет сегодня, мама?

– Нам самим решать.

– Может, пальнуть из пистолета у кухонного окна?

Ее мать нахмурилась:

– Мэри, это делается не для твоего развлечения. Что у нас было на днях? Вчера гремели кастрюлями, во вторник били в гонг… А в понедельник?

– Рояль?

– Мы не обязаны каждый раз выдумывать что-то новое. Я согласна разбить все тарелки, швыряя их с лестницы, если от этого будет хоть какой-то толк, но… Господи, уже пора!

Они помчались в гостиную и подняли крышку рояля. Миссис Лейн села на табурет с грустным и безнадежным видом; ее дочь пристроилась рядом с видом радостного предвкушения. Они подняли четыре руки, посмотрели на стрелки часов – и ровно в одиннадцать два десятка пальцев разом ударили по клавишам.

– Ну и гром! – удовлетворенно воскликнула Мэри. – Если она не услышит это, то не услышит вообще ничего!

Наверху Беллмен с часами в руке стоял над Дорой, глядя на ее лицо, тогда как отзвуки дисгармоничного аккорда разносились по всему дому.

В своем блокноте он сделал очередную пометку: «Реакции нет».

– Терпение, – молвил Сандерсон, когда Беллмен показал ему свои записи.

Дора дышала неглубоко, медленно и ритмично. Пульс у нее также был слабый, медленный и ритмичный. Она не реагировала на звуки и свет, большую часть времени проводила в подобии сна и даже с открытыми глазами была слепа, как новорожденный котенок. Волосы ее не отрастали, а миссис Лейн или Мэри каждый день стряхивали с ее щек все новые выпавшие реснички. Оказавшись меж двух миров, Дора не умирала, но и не жила.

– Она побывала на грани смерти, – сказал Сандерсон. – Сейчас ее состояние стабильно, и мы должны этому радоваться.

Беллмен получил свое чудо – и вряд ли мог рассчитывать еще на одно. Лихорадка выкосила многих жителей города, включая родных Беллмена; смерть вплотную подобралась и к Доре, но отступила за какие-то мгновения до конца. После таких потрясений Беллмен не задавался вопросом, почему ему была дана эта отсрочка. Он просто смотрел и ждал, что будет дальше.