Как мы умираем. Ответ на загадку смерти, который должен знать каждый живущий - Кэтрин Мэнникс

— Не заставляйте меня пожалеть об этом, Билли.

Билли теряет дар речи.

Две старшие медсестры занимаются пациенткой. Они решают изменить положение Патриции, чтобы посмотреть, уменьшит ли это шум ее дыхания. Умело переворачивают ее на спину, немного опускают подголовник, поправляют и взбивают подушки и медленно опускают ее саму. Они озвучивают все, что делают, разговаривая с Патрицией на протяжении всей процедуры. Все еще глубоко без сознания, но полусидя в постели и опираясь на подушки под каждой рукой, теперь она делает медленные, глотательные вдохи, но булькающих звуков становится меньше.

Соня переставляет стулья так, чтобы Карли и Билли сидели по обе стороны от Патриции и каждый мог держать ее за руку. Билли пытается просунуть свои пальцы между мамиными, пока Карли гладит ее по руке.

Сестра уходит, а Соня разговаривает с семьей.

— Слышите, как меняется ее дыхание от быстрого, прерывистого к медленному и хриплому?

Билли и Карли смотрят на Патрицию, и Карли подтверждает, что так было в течение нескольких дней.

— Это признак того, что она без сознания, — говорит Соня. — Значит, ваша мама в коме. Вы понимаете, что я имею в виду?

Билли трогает пальцы Патриции. Он кусает губы и кивает.

— Как травма головы? — спрашивает он.

— Точно, Билли, но это не травма, а то, что происходит со всеми нами, когда мозг отключается, поскольку мы приближаемся к концу жизни.

Она делает паузу. В комнате тишина, прерываемая хриплым дыханием Патриции. Булькающих звуков больше нет.

— Мы знаем от людей, получивших травму головы и излечившихся, — осторожно говорит Соня, — что, даже будучи без сознания, они слышали звуки вокруг. Они слышат голоса — наши и ваши. Спокойный голос успокаивает, а резкий заставляет нервничать. Поэтому медсестры разговаривают с вашей мамой, когда ухаживают за ней. Мы знаем, что она без сознания, но хотим относиться к ней с уважением.

Билли задумывается, делает глубокий вдох и воет:

— Мам, это я, Билли! Я здесь, мам! Я здесь... Я люблю тебя, мам! Я люблю тебя. Я так виноват.

Его слова прерываются рыданиями.

— Вот так. Это именно то, что нужно, Билли. Просто продолжайте говорить. Говорите с ней. Говорите друг с другом. Просто позвольте ей слышать ваши голоса.

Соня обращает внимание на дыхание Патриции. Это «периодическое дыхание»[26] — признак того, что приближается конец.

— Карли, где остальные члены семьи? — спрашивает Соня.

Карли объясняет, что, поскольку мама так долго болеет, они меняются по очереди, чтобы кто-то всегда был с ней, а все остальные могли отдохнуть. Соня говорит, что это хороший план, и приятно работать с семьей, члены которой заботятся друг о друге.

— Думаю, что настало время собрать всех вместе, Карли, потому что... Послушайте. Вы замечаете длинные паузы, которые время от времени делает ваша мама?

Все прислушиваются: Патриция не дышит пять секунд, десять, почти 20. Соня на грани того, чтобы решить, что Патриция умерла, когда та с дрожащим вздохом снова начинает быстро неглубоко дышать.

— Теперь дыхание будет таким, — объясняет Соня. — Сначала быстрое, затем все медленнее и медленнее, потом длинная пауза, и все заново.

Карли и Билли кивают, поворачиваясь от Патриции к Соне и снова к матери.

— В один из таких моментов, когда она дышит очень медленно, — продолжает Соня, обращаясь очень осторожно с этим важным сообщением, — она выдохнет, а потом просто не вдохнет снова. Очень мягко. И, может быть, довольно скоро.

Часто в сложных ситуациях могут помочь слова любви, произнесенные вслух. Когда мы слышим как бы со стороны такие вещи, уже невозможно оставаться зажатым и отрешенным.

Она делает паузу, желая убедиться, что они поняли, и спрашивает, не стоит ли позвать остальных членов семьи? Соня уже видит, что дыхание Патриции стало поверхностным. Мышцы лица настолько расслабились, что ее рот приоткрылся. Времени становится все меньше. Зная, что нужно присматривать за Билли, Соня не может выйти из комнаты, поэтому нажимает кнопку вызова медсестры. Сестра выглядывает из-за дверей.

— Мы просто обсуждаем, что времени остается мало, — говорит Соня.

Ее голос спокоен, но сообщение ясно.

— Карли должна остаться здесь, может кто-нибудь помочь собрать всю семью?

Сестра понимает смысл сообщения и срочность.

— Карли, мне сначала позвонить Белле и попросить ее передать всем?

— Да, скажите Белле позвонить Габби и далее по списку. Я напишу парням. Передайте ей, что я сделаю это, — говорит Карли, покраснев и потянувшись к сумочке за мобильным телефоном. — И скажите им, сестра, что наш Билли здесь.

Тем временем в хирургическом отделении я встречаюсь с семьей у другого смертного одра. Пациент — Брендон, мужчина средних лет с запущенной стадией рака пищевода. Он плотник, и был слишком занят на работе, чтобы обратиться к врачу, хотя симптомы изжоги и дискомфорта при глотании нарастали в течение нескольких месяцев. Теперь рак проделал дыру в пищеводе и добрался до его грудной клетки, одно из легких отказало, желудочные соки попали в грудную полость — он умирает. Наша команда помогала ему справиться с болью в груди и одышкой. Сегодня он бодрствовал и чувствовал себя более-менее комфортно, чтобы поговорить с женой Морин и помолиться со священником, который оказал им большую поддержку.

Я пришла в отделение, чтобы встретиться с Патриком, братом Брендона, который только что приехал из Ирландии. Брендон мирно лежит без сознания в постели, его дыхание поверхностное и медленное. Я приветствую Патрика, Брендона (мы всегда разговариваем с пациентами, независимо от того, в сознании они или без) и Морин.

— Я просто не могу в это поверить! — протестует Патрик, расхаживая у кровати. — Я только разговаривал с ним по телефону несколько дней назад, а теперь посмотрите на него! Не верится! Почему вы ничего не делаете? Он молод! Вы не можете просто позволить ему умереть!

Я нахожу стул и сажусь возле кровати. Так или иначе, сесть — это знак солидарности, готовность выслушать, принять участие, хотя бы на некоторое время. Я наблюдаю, как Патрик шагает, и вижу напряженное, тревожное лицо Морин. Она правильно поступила, сообщив новости своему эмоциональному шурину.

Морин сопереживает всем. Последние несколько дней она обсуждала со мной, как подготовить сыновей-подростков к смерти их отца. Ее поступки вдохновляли: рассказав им ужасные новости, она попросила навестить его, помогла произнести вслух, как сильно они его любят, объяснила, что произойдет по мере приближения смерти, как это объяснила ей я, и дала им возможность сделать выбор, присутствовать при этом или нет. Сегодня они в школе (она известила о ситуации директора, чтобы у мальчиков была поддержка), но друг семьи готов привезти их при первой необходимости. Время заняться расстроенным дядей Пэдди, пока не пришли мальчики.