Слезы русалки - Надежда Виданова

Отец Андрей сочувственно кивал и понурил голову. Потом они вместе взглянули на мать, едва живую и измученную. У Вадима тогда отлегло от сердца: Саша с отцом Андреем договорились, не привлекая лишнего шума, удалить мать в соответствующее ее нервной системе учреждение.

– Я был бы счастлив, Вадик, – устало вздохнул Саша, услышав предположение Вадима. – Ты знаешь не хуже меня, что ей там самое место. Но я не смею. К тому же она наверняка скоро помрет, возможно, и смысла уже нет. Понимаешь, отец встаёт перед мной. Оказывается, у меня не такие стальные яйца, как я думал. Откуда в моем мертвом сердце место для упавшего отца, что молил меня не отдавать ее в лечебницу? Он угрожал нам с тобой. Точнее ему так казалось. Но в глазах была мольба, на губах была мольба, в голосе была мольба. Нельзя пинать мертвых. Отдать его жену в руки врачей – это пинать ногами мертвого отца. Я не могу этого делать. Ты можешь? Сделай это! Я навек буду тебя уважать как наиболее решительного из нас. И наименее склонного к предрассудкам.

Как ни заманчива была перспектива завоевать уважение высокомерного Саши, Вадим тоже не смог, выражаясь Сашиными странными метафорами, пнуть ногой мертвого отца. Но, положа руку на сердце, в вопросе местонахождения матери Вадим всегда горячо поддерживал Сашу, который периодически убеждал отца и братьев направить ее на лечение. На словах, конечно, Вадим его осуждал на жестокое сердце (вторил Павлу) и ужасался, как можно произносить вслух такое о матери (вторил отцу), но в душе Вадим считал, что Саша прав и попускать болезнь матери не совсем правильно.

Хотя Павел так редко ошибался… Уж точно пореже Саши. Сложно все это, в общем.

Вот и Саша теперь умыл руки. Вадим открыл было рот, чтоб предложить брату ходить к матери через день. В конце концов, это справедливо. Но Саша прочитал на лице Вадима эту справедливую мысль и обрубил ее на корню:

– Ты понимаешь, что я к ней ходить не буду. Прости, брат, но это ложится на тебя. Мне жаль, извини.

Пусть все остаётся как есть. Если вскроется материно безумие, то Вадиму будет гораздо тяжелее перенести презрение жены и тёщи. Он и так от них хлебнул, когда умер Павел и семья осталась без основного дохода. Вдоволь Вадим поунижался перед семьёй жены, где его попрекали каждым куском хлеба. Это до боли унизительное воспоминание давало Вадиму силы переступать порог зловещей комнаты, где затворницей томилась мать.

Когда-то давно маленький Вадим играл сам с собой на полу. Игрушки оживали на глазах, становясь героями его фантазий. Вадим пребывал в безмятежной поре детства, когда всё интересно, когда вокруг летают насквозь добрые феи и волшебники, а дом – самое прекрасное и безопасное место на свете.

Вадим глядел на мать, которая в ту пору была молода и прекрасна словно принцесса из сказки. Миниатюрная женщина с разделёнными на ровной пробор тёмными волосами, заколотыми сзади в аккуратный пучок, смотрела на сына мягкими серыми глазами. На тонкой шее очень красиво смотрелось жемчужное ожерелье, словно цепь свисавшее почти до груди. У принцесс из картинок обычно светлые платья, но мама отчего-то предпочитает яркий красный цвет, она никогда не носит светлую одежду, особенно белые платья. Ещё мама почему-то панически боится запачкаться. Появление даже слабого слоя пыли на столике возле кровати может вызвать у нее настоящую истерику.

И все-таки мама – настоящая принцесса. Вадим улыбался ей улыбкой детского неподдельного восхищения.

Мать смотрела куда-то сквозь, лицо не выражало ровным счётом ничего. Вадим перенял материно странное спокойствие.

А потом мать резко дёрнулась, завидев что-то позади Вадима. Мальчик обернулся, углядев одну лишь пустоту, затем на своё горе повернулся обратно к матери. В глазах красавицы светилось безумие, ее по-детски страдачельское лицо тряслось в безмолвном ужасе. Как маленький ребёнок она подносила ко рту свою руку, тоненькую, как птичья лапка, и тут же нервно ее убирала. Потом вскочила с места и сотрясалась уже всем телом, пока изо рта не полились нечленораздельные звуки, слюни и розоватая пена.

Счастливое детство маленького Вадима кончилось ровно в этот момент, отныне его наивная детская сказка переняла налёт кошмара, где опасность подстерегает в каждом углу, а добрая магия не всегда побеждает чёрное колдовство. С этого дня Вадим до десяти лет делил комнату с Павлом, который баюкал его как младенца.

Впоследствии отец с Павлом аккуратно объяснили Вадиму, что у мамы иногда случаются припадки, она не совсем здорова.

– Разве ей не нужно лечиться? – Простодушно спросил Вадим. – Меня лечат, когда я болею.

– Таких больных, как мама, калечат вместо того, чтоб лечить, – пояснил Павел. – Мы очень любим маму, с нами ей будет легче. Тем более, она не делает ничего плохого. Мы все вместе должны помогать ей и любить, она у нас одна беззащитная девочка на четверых мужчин.

Вадим не считал мать беззащитной девочкой, а себя – мужчиной. О много думал о том, что его неприкаянность объясняется перевёрнутым вверх дном семейным укладом. Не может ребёнок быть мужчиной, а мать- беззащитной девочкой. Ребёнок должен чувствовать защиту от матери, а не страх за неё.

Сейчас к облегчению Вадима мать совсем не буйствовала, вела себя тихо. Пугающе тихо. Она изменилась, в тёмных волосах засеребрилась проседь, детское лицо с навек заставшем на нем испуганным выражением опустилось вниз.

Вадим кормил мать из ложки, как когда-то Арсения. Она послушно ела, не доставляя сыну хлопот. За все время мать не произнесла ни слова. Она в забытьи, думал Вадим. Оно и к лучшему. Он тоже молча выполнял, что от него причиталось.

В тот жуткий день Марыся таки подала голос, о чем Вадим потом вспоминал с содроганием всю оставшуюся жизнь.

– Она уже забрала его, да? – Ни с того ни с сего спросила мать.

Вадим напрягся, отказавшись поверить слуху. Ему послышалось, решил он и не стал отвечать.

– Я знала, что она придёт за ним. И не только за ним. За каждым из вас. А затем и за мной. Проклятая русалка.

Мать странно поглядела в дверной проем, Вадима прошиб холодный пот. Его первым порывом было позвать Сашу. Он не знал, как быть, если мать затрясётся в припадке. С ней могли справиться папа и отец Андрей, но не он, Вадим.

– Так она уже забрала его? – Марыся повторила вопрос.