Легенда о Вороне и Лотосе - Марибель Ли

хотел знать, он не знал. Я хотела бы быть такой, как он. Но я не могла. У меня не получалось. С самого детства. Может быть, это от того, что у него просто не было сердца? Черная пустота, черная, как его глаза. «Никогда не бей, прежде чем взглянешь противнику в глаза. Они расскажут тебе о нем больше, чем его меч». Цзе Цзин был хорошим наставником. Честным и безжалостным. Мысль о наставнике страхом полоснула горло. Бай Син знал. Знал все. Возможно, знал еще до того, как позволил Главе Союза Лунного Серпа присоединиться к Учению Лотоса.

– Вы же не говорили об этом Цзе Цзину?

Он молчал. Его спокойные глаза изучали мое лицо. Его забавляло мое беспокойство? Моя беспомощность? Или все это было тем, что он не желал знать?

– Чужие тайны мне не принадлежат.

– Пока они не выгодны вам.

– Я слышу в вашем голосе упрек.

– А в вашем я не слышу ничего. Ничего, будто холодный ветер срывает снег.

Это говорила не я, а вино.

– Вы когда-нибудь пытались уснуть в метель? Ветер кружит, равнодушным безмолвием засыпая остывающее лицо. Это ваш голос.

– Это вино стоило открыть раньше.

– Неправда.

– Оно уже стало горчить, вы не чувствуете, госпожа Гао?

– Любая сладость однажды станет горечью, господин Бай. Так не лучше принять это сразу?

Он не ответил, только посмотрел в окно и тихо произнес:

– Скоро рассвет. Вам стоит поспать.

Он поднялся. Мне хотелось крикнуть ему: «Уходи! Зачем ты только пришел!» Наверное, он услышал. Надеюсь, он не услышал. Он ушел, и в комнате стало так тихо, что я почувствовала, как дрожь опять пробирается ко мне. Вино и правда горчило. Я опустилась на пол и прижала колени к груди. Я хотела прогнать эту слабость. Я так хотела сдавить ее. Но в такие минуты я всегда проигрывала. Я закрывала глаза и тонула. В этой темной воде, заглатывающей смертью, не было даже равнодушного снега.

12

Я очнулась, задыхаясь. Кокон из тяжелого одеяла не давал пошевелиться. Вчерашнее вино горчило во рту сожалением. Вино. Я принесла его из дома для Цзянь Фэна, но… «Ветер кружит, равнодушным безмолвием засыпая остывающее лицо. Это ваш голос». Я зажмурилась. Но от воспоминаний о ночном разговоре с Бай Сином было не спрятаться. Я с трудом вырвалась из одеяла и поднялась с кровати, чуть пошатываясь. В углу уже стояла вода для умывания, а на столе чаша со странным отваром. Я чуть пригубила его и едва сдержалась, чтобы не выплюнуть обратно. Ужасно горчило. И волосы… я отыскала гребень и принялась распутывать пряди.

«Не отрезай». – Наставница удерживала мою руку всякий раз, когда я, вместо того чтобы медленно расчесывать сбившиеся локоны, тянулась обрезать их. Тогда она брала гребень и начинала распутывать волосы. Они читала мне старинные поэмы и рассказывала о мудрецах, живших когда-то. В те минуты мне вспоминалась мама, старая няня, заколка, когда-то потерянная и найденная на Горе Лотоса. Я замирала и могла часами просидеть так в забытом сне, где чья-то нежность вынимала из моих рук острие.

Теперь некому было останавливать меня. Теперь некому было объяснять мне, что значат журавли в тоскливой песне. Теперь я знала, что ни время, ни смерть не обгонишь.

– Сяо Фэнь! – Цзянь Фэн ворвался без стука. – Ты должна посмотреть на это.

Он суетливо достал сверток и развернул его на столе.

– Смотри.

Я отложила гребень и поднялась.

Черные куски какой-то породы. Я дотронулась до них, и на пальцах осталась черная пыль.

– Что это?

– То, что помимо нефрита добывают в Хэйцзинь Гу.

– Ты был на рудниках?

Я хотела спросить: «Тебе приказал Глава Бай?» Но Цзянь Фэн ни словом не обмолвился о его присутствии в Хэши, а я была готова сделать вид, что не видела его прошлой ночью.

Цзянь Фэн ухмыльнулся.

– И даже больше. В одном из заброшенных рудников нашли-таки удивительный нефрит, а если пройти дальше, то можно попасть в удивительную шахту, где добывают вот это.

– Там должно быть полно охраны.

– Сестренка Фэнь недооценивает меня. И Учение.

Там уже были свои люди. Я усмехнулась. И правда, недооценивала. Я взяла один из черных камней и начала рассматривать его.

– И что, твои люди знают, зачем господину Чи понабилось это сокровище?

– Пока нет, но… его там очень мало. Говорят, они отчаянно пытаются найти еще.

Я поднесла камень ближе и почувствовала запах. Едва уловимый. Почти стертый из воспоминаний. Запах, которым всегда был пропитан дядя. Однажды я спросила, почему от его рук всегда пахнет так странно, а он рассердился. Так рассердился, что почти оттолкнул меня. «Отец твой – отступник, и дети в него!» В тот день его руки так же пахли, даже сильнее, в тот день, когда он пришел убивать нас. Его руки, его люди. Даже плащ отца. Вся та ночь пахла так.

Я выронила камень, и он разбился. Не камень, совсем нет. Черный уголь. Странный уголь.

– Может ли он быть ценнее нефрита?

Цзянь Фэн крутил в руках кусок побольше.

Нефрит для наместника, уголь для У Баолина. Вот только зачем он Главе Воронов?

Сначала я думала, что дядя приказал Чи Дяню заняться рудниками ради нефрита, но теперь я понимала, что приданое тети было не только тайным источником богатства. Я должна была вспомнить. Я, все детство проведшая во Дворце Золотого Крыла. Я должна была знать.

– Что еще ты видел там?

– Никаких следов.

Я должна была вспомнить. Я должна была убедить наместника Доу первым предать Чи Дяня.

13

Во второй раз мне не пришлось ждать. Меня тут же впустили в поместье.

Господин Доу ждал меня все там же, в Южном Павильоне. Он ждал меня, уставив стол яствами и приготовив три кувшина вина.

– Гао Фэнь.

– Я сдержала слово.

– Иначе я бы послал стражу.

Он все еще считал, что имеет власть надо мной. И над этим городом.

– Но я здесь.

Теперь он приглашал меня к столу.

– А Фэнь, мы ведь знаем друг друга не первый год.

Я подняла чашу:

– В память о нашей дружбе.

– Дружбе… – протянул он, потирая подбородок и не сводя с меня острых глаз.

– Как ваш старый друг, я не могу обманывать вас, подобно другим.

– Чи Дянь? Ты снова об этом проходимце? Ты ведь просто хочешь рассорить нас.

Наместник Доу никогда не был глупцом. Он умел подозревать других, и это было мне на руку.

– Хочу.