Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола - Ричард Престон

Взглянув на кирпичи, он понял, что пятнышки внутри клеток, которые он сравнил с перцем, когда десять дней назад смотрел на клетки в пробирке, на самом деле были включенными телами. Вот почему клетки выглядели опухшими и жирными. Потому что они были беременны и забиты кирпичиками вируса. Потому что они были готовы взорваться.

27 ноября, понедельник, 10:00

Первый ангел

Том Гейсберт распечатал негативы на глянцевой бумаге размером 20 на 25 см и направился в кабинет своего босса Питера Ярлинга. Он пронес фотографии по длинному коридору, спустился вниз, прошел через охраняемую дверь, провел удостоверением личности по сенсору и вошел в лабиринт комнат. Он кивнул солдату – повсюду были солдаты, занятые своими делами, – и поднялся по лестнице на еще один пролет мимо конференц-зала, на стене которого висела карта мира. В этой комнате армейцы обсуждали вспышки вируса. В комнате шло совещание. Миновав ее, он подошел к группе кабинетов. Один из них представлял собой заваленный бумагами беспорядок, внушающий благоговейный ужас. Кабинет принадлежал Джину Джонсону, специалисту по биологической опасности, который возглавлял экспедицию в пещеру Китум. Напротив находился кабинет Питера Ярлинга, который был аккуратным и маленьким, и в нем было окно. Ярлинг поставил рабочий стол под окном, чтобы было больше света. На стенах висели рисунки его детей. Рисунок его дочери изображал кролика под ярким желтым солнцем.

На полке стояла африканская скульптура человеческой руки, держащей на кончиках пальцев яйцо, словно это яйцо содержало что-то интересное, готовое вылупиться.

– В чем дело, Том? – спросил Ярлинг.

– У нас тут большая проблема. – Гейсберт разложил фотографии в ряд на столе Ярлинга. Стоял серый ноябрьский день, и свет из окна мягко падал на изображения Медузы. – Это от обезьян Рестона, – сказал Гейсберт. – Я думаю, что это филовирус, и есть большие заметные шансы, что это Марбург.

Ярлинг вспомнил, как понюхал фляжку, и сказал:

– Это не смешно.

– Это не шутка, Питер.

– Вы уверены? – спросил Ярлинг.

Гейсберт сказал, что абсолютно уверен.

Ярлинг внимательно рассмотрел фотографии. Да, он видел червей. Да, он и Гейсберт могли бы вдохнуть его в свои легкие. Ну, головных болей у них пока не было. Он вспомнил, как сказал патологоанатому, разрезая маленький розовый кусочек загадочного мяса в алюминиевой фольге: «Хорошо, что это не Марбург». Да, конечно.

– Эта штука подходящего размера? – спросил Ярлинг. Он взял линейку и измерил частицы.

– Они выглядят слишком длинными для Марбурга, – ответил Гейсберт. Частицы Марбурга образуют петли, похожие на кольца. Эта штука больше походила на спагетти. Они открыли учебник и сравнили рисунки Гейсберта с картинками из учебника.

– По-моему, неплохо, – заметил Ярлинг. – Я покажу его Си Джею Питерсу.

Ярлинг, гражданский сотрудник, решил поставить в известность военное командование. Он начал с полковника Кларенса Джеймса Питерса, доктора медицины. Питерс был начальником отдела оценки заболеваний в Институте, врачом, который имел дело с опасными неизвестными. («Интересными штуками», как он это называл.) Питерс создал этот отдел почти единолично и управлял им единолично. Для военного он был необычным человеком, простым и небрежно-блестящим. У него были очки в проволочной оправе, круглое румяное приятное лицо с усами и легкий техасский акцент. Он был невысокого роста, но любил поесть и считал, что у него избыточный вес. Он бегло говорил по-испански, выучив язык за годы, проведенные в джунглях Центральной и Южной Америки в поисках горячих агентов. По армейским правилам он должен был являться на работу в восемь утра, но обычно приходил около десяти. Он не любил носить форму. Обычно он носил выцветшие синие джинсы с яркой гавайской рубашкой, сандалии и грязные белые носки, выглядя так, словно только что провел ночь в мексиканском отеле. Отсутствие униформы он объяснял тем, что страдал от «стопы атлета» – неизлечимой тропической болезни, которую перенес в Центральной Америке и от которой так и не смог избавиться, – поэтому ему приходилось носить носки с сандалиями, чтобы поддерживать циркуляцию воздуха вокруг пальцев ног, а джинсы и яркая рубашка были частью пакета.

Си Джей Питерс мог проплыть сквозь бюрократию, как акула. Он внушал своим подчиненным большую преданность и легко и сознательно наживал себе врагов, когда это было ему выгодно. Он ездил на красной Toyota, знававшей лучшие времена. Во время путешествий по тропическим лесам и саваннам он с удовольствием ел все, что ели местные жители. Он ел лягушек, змей, мясо зебр, медуз, ящериц и жаб, сваренных целиком в их шкуре, но считал, что никогда не ел саламандр, по крайней мере ни одной, которую он смог бы опознать в супе. Он ел вареное бедро обезьяны и пил банановое пиво, сброженное человеческой слюной. В Центральной Америке, возглавляя экспедицию в поисках вируса Эбола, он оказался в стране термитов во время сезона роения и ждал у термитного гнезда, собирал роящихся термитов и ел их сырыми. Он считал, что у них приятный ореховый вкус. Ему так нравились термиты, что он охлаждал их вместе со своими образцами крови, чтобы сохранить их свежими весь день и перекусить ими, как арахисом с вечерним джином, когда солнце садилось над африканскими равнинами. Он любил задушенную морскую свинку, запеченную в собственной крови и внутренностях. Морская свинка раскрывается, как книга, предлагая сокровища, и он наслаждался, выбирая и поедая легкие, надпочечники и мозг зверька. И он неизбежно платил свою цену. «Я всегда заболеваю, но это того стоит», – сказал он мне однажды. Он очень верил в карты, и в его офисе всегда было много карт, развешанных по стенам, показывающих места вспышек вируса.

Ярлинг положил фотографии Гейсберта в папку. Он не хотел, чтобы их кто-нибудь видел. Питерса он застал на совещании в конференц-зале, где висела карта мира. Ярлинг похлопал его по плечу.

– Я не знаю, чем ты сейчас занимаешься, Си Джей, но у меня есть кое-что поважнее.

– В чем дело?

Ярлинг держал папку закрытой.

– Это немного неприятно. Я не хочу светить этим здесь.

– Что тут такого неприятного?

Ярлинг слегка приоткрыл папку – ровно настолько, чтобы Си Джей увидел спагетти – и захлопнул ее.

На лице полковника отразилось удивление. Он встал и, не сказав ни слова остальным, даже не извинившись, вышел из комнаты вместе с Ярлингом. Они вернулись в кабинет Ярлинга и закрыли за собой дверь. Гейсберт был там и ждал их.

Ярлинг разложил на столе фотографии.

– Взгляни на это, Си Джей.

Полковник пролистал фотографии.

– А это вообще откуда? – спросил он.

– Это от тех обезьян из Рестона. Я думаю, это нехорошо. Том думает, что это Марбург.

– Мы и раньше обманывались, – сказал Си Джей. – Многие вещи похожи на червей.

Он уставился на фотографии. Черви были безошибочно узнаваемы, и, помимо них, были кристаллоиды – кирпичи. Все выглядело настоящим. И ощущалось настоящим. Си Джей ощутил то, что позже назовет «главным признаком того, что делу крышка», «главным фактором рвоты». Он думал: «Это будет ужасная проблема для города в Виргинии и для людей там».