Томка, дочь детектива - Роман Грачёв

– Папочка!

У меня одновременно и отлегло от сердца, и защемило в нем. Томка была в полном порядке, это несомненно… но она была так далеко!

– Да, милая? Как твои дела? Как ты себя чувствуешь?

– Папочка, мы с Олесей Петровной пошли гулять в парк, а потом… вот, потом с двумя дяденьками на большой красивой машине ехали… а я тут вспомнила енота… о, пап! – Она моментально оживилась. – Пап, ты помнишь, как в «Лесной братве» Эр-Джей запускал катамаран… ой, то есть бумеранг, забыла совсем, голова садовая!..

Томка продолжала верещать. Господи, Беззубик… ты никогда не отвечаешь на поставленный вопрос!

Дочка взахлеб пересказывала сюжет мультфильма «Лесная братва», впервые увиденного ею три года назад, потом переключилась на свою прогулку в парке с Олесей и Ваней, лишая меня возможности вставить хоть звук. Не знаю, сколько бы это продолжалось, но вскоре верещание ребенка надоело самому Чебышеву. Видимо, он вмешался, потому что Томка вдруг замолчала. Я слышал их переговоры вдали. Похититель говорил, что разговор окончен, а дочь просила его «ну, еще немножко, я еще чуть-чуть, последний раз и все, ладно?».

Я едва не плакал от умиления и тоски.

– Ну? – спросил Чебышев.

– Дай еще пол-минуты, изувер, и мы с тобой поговорим.

– Двадцать секунд. И постарайся, чтобы она уложилась.

Я стиснул зубы.

– Папочка, ты когда нас заберешь? Ваня уже плачет, и Олеся Петровна тоже говорит, что очень устала. Тут так грустно без тебя.

– Я скоро тебя заберу, милая…

Мне хотелось сказать ей, чтобы ни в коем случае не вытаскивала Медальон и вообще держала язык за зубами, но моя просьба произвела бы обратный эффект. Томка никогда в точности не следовала моим просьбам и инструкциям. Скорее, поступала наоборот.

– Я тебя целую, доченька. Будь умничкой, не балуйся, слушайся дядю («а лучше дай ему под дых»). И не теряй… – Я едва не сказал «не теряй свои игрушки».

– Ничего не потеряю! Пока, пап!

– Пока, милая!

Она отдала трубку дяде и убежала. Я услышал на заднем плане звук работающего телевизора. Шла какая-то детская программа. Что ж, они смотрят мультики, пока все в порядке.

– Ну? – повторил свой вопрос Чебышев. – Мы договоримся?

Не отнимая трубки от уха, я в который уж раз посмотрел на Петра. Он с улыбкой поднял вверх большой палец.

Звонок отслежен.

– Предлагай, – любезно разрешил я, чувствуя, как в груди моей разливается теплая волна облегчения. Чебышев же, напротив, весь подобрался.

– Мне нужно, чтобы вы привезли Медальон туда, куда я укажу. Когда я получу подтверждение, что вещица у нас, мои люди отвезут пленников обратно… хм, так и быть, оставят в тех же позах, если хотите. Устраивает такой вариант?

Я глядел на своих оживших помощников. Николаев вышел в предбанник моего кабинета и кого-то вызванивал по телефону. Петр, получив интересующие его данные, щелкал кнопкой компьютерной мыши. Картамышев и Артамонов почти одновременно нахлобучили бейсболки с символикой какой-то американской баскетбольной команды и покинули офис. Наверняка поехали на объект.

«Все молодцы!».

– Называй место и время, – сказал я.

Чебышев помолчал немного. Я слышал его дыхание. Он снова начал волноваться. Трижды дешевка, блин!

– Мне тоже нужны гарантии, – выдавил он наконец.

– Чего?!

– Когда все закончится… хм, закончится благополучно для обеих сторон… вы откажетесь от мести.

Я обалдел. Брат Чебурашки внес в классический жанр что-то новое.

– Ты хочешь узнать, не собираюсь ли я охотиться за твоими яйцами?

– А хоть бы и так?

Я едва не расхохотался.

– Какой же ты все-таки говнюк, парень. Мелкий трусливый говнюк! Хочешь заполучить понравившуюся тебе игрушку, но не придумал способа лучше, чем грубый шантаж с похищением детей, а теперь еще и просишь, чтобы тебя потом не отшлепали! Похитителей не любят, юноша!

– Мне плевать, – пропыхтел Чебышев. – Я должен беспрепятственно покинуть город.

– Я подумаю.

– Подумаешь?! – взвизгнул похититель. – Это ты будешь думать?!

– Да, я буду думать над твоим поведением, Бармалей. Ты вообще понимаешь, на кого ты лапку свою тщедушную поднял?

Меня что-то понесло. Я наступал на него, как фриц под Москвой своей многотонной танковой армадой на вооруженных винтовками кремлевских курсантов. Мои коллеги стали посматривать на меня с любопытством и удивлением. Им неведомо было, что я чувствовал. Мною двигала злость, ненависть, обида за ту паутину лжи, которой меня окутывали шесть лет семейной жизни. В конце концов, во мне пульсировала обычная мужская ревность.

– Ты знаешь, что на бывшего мента наехал, мелочь ты пузатая? Я же когда тебя найду, я тебя не просто по стенке размажу. Я пересчитаю все волосики на голове моей дочери и за каждый недосчитанный порву тебя как туалетную бумагу…

Чебышев не дрогнул. Вместо того, чтобы пятиться в воображаемый угол, он сам пошел в атаку. Но как-то мелко, подленько.

– Ты, похоже, сам хлебнул, да, майор? Ты знаешь, что это я познакомил твою жену с Кормухиным? Я ее практически подложил под него, чтобы она смогла рассчитаться. Но эта дура все провалила. Облажался ты с супругой, майор, серьезно облажался. Правда, в постели она супер, тут ничего не могу сказать…

Он попытался рассмеяться, но напряжение не позволило сделать это убедительно.

– Послушай, ты… – начал я, но договорить не успел. На плечо мне легла рука. Я обернулся.

Это Николаев.

– Что, майор? Несладко? – пыхтел похититель.

Серега смотрел мне в глаза, как питон на бандерлога. Он запрещал мне втягиваться в схватку самцов. Я, не сводя глаз с этого гипнотизера, мысленно досчитал до десяти, потом спокойно сказал в трубку:

– Позже переговорим. Озвучивай свой гениальный план.

– В другой раз.

Чебышев отключился.

Я едва не метнул телефон в стенку.

– Успокаиваемся, – тихо сказал Николаев, сжимая мое плечо и даже начиная его массировать. – У тебя еще будет возможность.

Томка и Ванька сидят на диване, смотрят мультики. Они немного устали, но поскольку других развлечений в этой странной комнате нет, они предпочитают помалкивать. Томка, возможно, и рада бы поболтать с дяденькой, который их стережет, но очень уж он угрюм и неразговорчив. Он сидит на стуле и играет в игру на телефоне. Томке очень интересно, во что он играет, но спросить страшно.

– Олеся Петровна, – шепчет она, – а попросите дяденьку дать мне поиграть.