История Вечного Жида, содержащая краткий и правдивый абрис его удивительнейшего путешествия, продолжавшегося почти 18 столетий - Карло Пазеро де Корнелиано

идущего Христа, сказал: «Вместо того, чтобы прилежно исполнять свою работу, ты бродишь кругом по улицам и не делаешь ничего, кроме как прогуливаешься. Но и этого тебе мало, что ты сам шляешься туда-сюда, ты еще ведешь с собой достаточное число мужей, которые раньше работали с удовольствием. Стыдись, что ты стал таким бездельником!» В наказание за свои слова еврей должен был вечно странствовать, странствует и сейчас, ибо я знаю людей, которые его видели…

Одним пасмурным осенним днем крестьянин в Вестерхаузене у Нойкирхена на Эше нашел под двумя оставленными в поле плугами старого худого человека с длинными волосами, белой бородой, одетого в длинное платье. На все заданные ему вопросы он не ответил. Наконец, после долгой паузы он поднялся и продолжил свое путешествие, говоря про себя:

«Не удостоен я, бедный, отдыха и покоя,

Ибо я отказал моему Господу в отдыхе».

Согласно легенде, вечно странствующий еврей может во время своего странничества отдохнуть там, где на пашне стоят два плуга, у которых зубцы направлены внутрь, и стоят прямо, прислонившись друг к другу. Если кто-либо видит в начале года или осенью два плуга на пашне, которые прислоняются друг к другу, то проходящие мимо говорят: Вечный Жид отдыхает под ними (Мюнстерланд, Вильдесхаузен). Сейчас же уже не требуется оставлять плуги в поле.

Об одном самоубийце, который из страха перед наказанием решился на самоубийство, говорят: он не обретет в гробу покоя, должен будет вечно странствовать и нигде не сможет найти себе отдыха. Но если он встретится с Вечным Жидом, он сможет с ним обрести временный покой под двумя вместе стоящими в поле плугами (Грозенкнетен).

В Клоппенбурге в конце 18 века возник обычай: в «зеленый четверг» (пасхи) забрасывать камнями-голышами предоставленные евреям жилища, особенно их входные двери, причем людьми, которые в этот день с молениями совершают паломничество к капелле. То, что эти люди, молящиеся в процессии, совершают подобные эксцессы, считая бросание камней в еврейские дома богоугодным актом, не должно кого-то разжалобить. Потерпевшие жаловались пастору и главному служащему городского управления, отчего процессия после моления была запрещена, но несмотря на это эксцессы продолжались еще несколько лет.

Вечный Жид [65]

В Гольштейне[66] и Лауенбурге[67] снова и снова появляется Вечный Жид. Он не знает голода, не знает жажды и не стареет. Он спит лишь на природе и никогда под какой-нибудь крышей. Так однажды пришел он в Люнебург[68] и спал на камне, который стоял перед городом.

В Зюндевитте, недалеко от Баушау, его также можно было видеть в этом столетии. Он нес корзину, в которой произрастал мох. Обычно говорят, что он может обрести покой в рождественный вечер, если он найдет в поле плуг, на который ему можно сесть.

Однажды одна крестьянская девушка шла из Зеедорфа со своим отцом в Любек, и когда они пришли туда, то зашли оба в гостиницу. Старик потребовал рюмку водки и прежде чем он ее выпил, перед ним оказался древний старец, который сказал: «Водку я мог бы с наслаждением выпить! Прозит!» Крестьянин не смог в эту минуту сразу что-то сказать, а чужак без спроса выпил водку и сказал: «Я Вечный Жид, и сегодня вечером буду у твоей дочери в твоем доме в Зеедорфе!» Затем он ушел. Какие-то люди спросили хозяина, не знает ли он этого человека, и он ответил на это: «Да, я знаю его очень хорошо. Это Вечный Жид, он везде и нигде, не знает никакого покоя, не становится старше, чем он сейчас есть. Я его знаю уже много лет, он не работает и не испытывает голода».

Когда они при двенадцатом ударе (часов) вошли в дом, девушка спросила свою сестру, не был ли у нее какой-нибудь мужчина. Она ответила: «Да, после обеда, когда начало смеркаться, был у меня один человек, который мне рассказал, что час назад разговаривал с моей сестрой и с моим отцом из Любека. И я не должна пугаться, когда мой отец дома ляжет в свою постель и через двадцать четыре часа будет мертвым». Ее отец и вправду только-только вернулся в Любек и в тот же день скончался. Человека же с тех пор больше никто не видел.

Вечный Жид на Маттерхорне [69]

В альпийских горах, недалеко от границы с землей валлийцев[70] и поднимающейся ввысь Монте Роза, название которой звучит уже по-итальянски, возвышается могучий горный пик Маттерхорн[71], под которым лежит гора Маттерберг с глетчером, струящиеся воды которого образуют реку Веспер, катящую свои воды на немецкую землю. Там, в вышине, где сейчас царит глухое молчание, или раздается шум от льда разбивающегося глетчера, раньше, как повествует легенда, находился в полном расцвете город. Во время своего вечного и неутомимого странничества туда пришел Вечный, или как говорят в Швейцарии, странствующий еврей. И тут люди признали, что он странствующий еврей, и никто из них не захотел принять его в своем доме. Поэтому странствующий еврей, когда он проходил мимо, озабоченный людской черствостью, сказал: «Здесь я нашел город, и когда я приду вновь, здесь будет расти трава, стоять деревья, лежать большие скалы. И больше никто не увидит домов и улиц, стен и башен. И когда я приду вновь, то здесь нельзя будет увидеть ни травы, ни растений, ни деревьев и ни камней, но лишь снег и лед. И они до тех пор будут лежать там, пока я странствую». Случилось так, как сказал странствующий еврей, который должен был направиться на самый конец света, ибо он в своем смертном путешествии к вратам святой земли не обрел покоя. Когда ему стукнуло сто лет, он оставался таким же юным как наша святая земля, ибо ходил к Голгофе.

Глубоко внизу, в долине Веспера, если идти сверху к долине св. Николая, ниже Белого рога, находится деревня по названию Тэш, а с правой руки Тэша стоит на солнечной стороне еще одна деревня такого же наименования. Однажды там стояла богатая крестьянка, которая на огне держала котел со сметаной, из которой должно было получиться хорошее масло. Тут пришел один бедный старик и попросил: не могла бы она ему дать немножко сметаны, так как он очень голоден? «Иди прочь, проходимец, – сказала женщина, – здесь нет ничего лишнего для таких бродяг». «О, крестьянка! – сказал старик, – Если бы ты дала мне что-нибудь, я