Джек Ричер, или Дело - Ли Чайлд

Я повернул назад и, сделав шаг, увидел какой-то световой отблеск примерно в двенадцати футах справа. Так мог блестеть металл. Латунь или медь. Я подошел поближе и, наклонившись, увидел лежащую на земле патронную гильзу. Блестящую и свежую. Новую. Длинную, от ружейного патрона. В лучшем случае это был патрон «ремингтон .223», предназначенный для спортивного ружья. В худшем случае — боевой патрон натовского калибра 5,56 мм, предназначенный для военных. Трудно определить разницу невооруженным глазом. Ремингтоновская гильза изготавливается из более тонкой латуни. Натовская гильза тяжелее.

Я поднял ее и взвесил на ладони.

Бьюсь об заклад, это была гильза боевого патрона.

Я смотрел вперед на Деверо, Пеллегрино и лежащего на земле мертвеца. До них было примерно сто сорок ярдов. Для стрелка такое расстояние — более чем близкая дистанция. Патрон калибра 5,56 мм стандарта НАТО был спроектирован с расчетом, чтобы пуля могла пробить каску с расстояния в шестьсот метров, что примерно составляет шестьсот пятьдесят ярдов. Расстояние отсюда до мертвеца было вчетверо меньше. Легкий выстрел. Трудно промахнуться, и это было моим единственным реальным утешением. Парень, которого послали из Беннинга доучиваться в Келхэм, никак не сумел бы послать пулю не туда, стреляя почти в упор. Похоже, это был явно непреднамеренный выстрел. Бандажная подкладка — тому подтверждение. Это был предупредительный выстрел, произведенный в неправильном направлении. Или случайный выстрел. Но парень, которого прислали из Беннинга в Келхэм, уже давно бы использовал свой тестостерон по делу. Делая предупредительные выстрелы, он бы пустил пули выше и дальше в сторону от цели. А случайные выстрелы… Все, что положено нарушителю, — видеть вспышку из дула и слышать звук выстрела. Ситуация требует только этого. И ни один солдат не сделает больше, чем он должен. Никто из них не нарушил этого правила с того времени, когда Александр Великий впервые собрал свое войско. Инициатива в армейских рядах обычно заканчивается слезами. Особенно там, где используются боевые патроны и гражданские лица.

Положив гильзу в карман, я пошел обратно.

Больше ничего особенного я не увидел. Деверо, отщелкав целый моток пленки, послала Пеллегрино в аптеку, чтобы обработать и напечатать снимки. Она велела ему оформить срочный заказ и приказала на обратном пути привезти сюда врача и вызвать фургон для перевозки трупов. Пеллегрино сразу же уехал, а мы с Деверо остались стоять посреди тысячи акров пустоты; компанию нам составлял только труп, да еще расколотое дерево.

— Кто-нибудь слышал выстрел? — спросил я.

— Кроме мистера Клэнси, никто не мог его услышать. Пеллегрино уже говорил с ним. Тот уверяет, что ничего не слышал, — ответила она.

— А какие-нибудь крики? Предупредительному выстрелу должен предшествовать окрик.

— Если он не слышал выстрела, то как мог услышать окрик?

— Единственный выстрел натовским патроном, произведенный издалека на открытом воздухе, не обязательно звучит громко. Окрик может быть даже громче. Особенно если кричали с двух сторон, что вполне могло быть: выкрик оттуда и выкрик отсюда. Понимаете, ведь если между ними возник спор или конфликт…

— Так вы допускаете сейчас, что выстрел был сделан натовским патроном?

Я сунул руку в карман и вытащил гильзу. Держа ее на раскрытой ладони, я сказал:

— Я нашел ее в ста сорока ярдах отсюда; вектор отклонения от прямой двенадцать футов. Именно на такое расстояние выбрасывает стреляную гильзу механизм выброса винтовки М16.

— А может, это «ремингтон два-два-три», — возразила Деверо, следуя своей обычной манере противоречить.

Потом она взяла гильзу с моей ладони. Я почувствовал остроту ее ногтей. Это был первый физический контакт. При встрече мы даже не пожали рук.

Она проделала то же, что и я, — взвесила гильзу на ладони. Ненаучно, но долгая привычка может обеспечить такую же точность, как лабораторные приборы.

— Да, наверняка это натовский патрон, — сказала она. — Я вволю ими настрелялась, а после стрельбы надо было собирать гильзы.

— Я тоже, — со вздохом произнес я.

— Я намерена поднять бучу, — объявила Элизабет. — Солдаты против гражданских, да к тому же на американской земле? Я дойду до Пентагона. До Белого дома, если потребуется.

— Не стоит, — попытался я успокоить ее.

— Почему, черт возьми, не стоит?

— Вы же окружной шериф. Они раздавят вас, как мошку.

Деверо ничего не сказала.

— Поверьте мне, — сказал я. — Если они пошли настолько далеко, что используют солдат против гражданских, то у них уже есть наготове средства для усмирения местных правоохранительных структур.

Спустя тридцать минут лежащий на земле мужчина был признан мертвым, и произошло это в час дня, после того как Пеллегрино доставил врача. Полицейский приехал на своей патрульной машине, а врач втиснулся третьим в карету «Скорой помощи», которая выглядела так, словно только что съехала со страниц исторического повествования. Я подумал, что это катафалк эпохи 1960-х годов, установленный на платформу «Шевроле», а не «Кадиллака», лишенный окон и различного рода погребальных причиндалов. Он был похож на вдвое укороченный по высоте автомобиль-фургон без окон в грузовом отсеке, выкрашенный в белый цвет.

Мерриэм проверил пульс, послушал сердце, с минуту потыкал пальцем вокруг раны, после чего объявил:

— Этот мужчина умер от потери крови, вытекшей через бедренную артерию. Причиной смерти является огнестрельная рана.

Это было ясно и так, но после Мерриэм добавил еще кое-что весьма интересное. Он потянул штанину брюк и сказал:

— Мокрая джинсовая ткань режется нелегко. У того, кто ее резал, был очень острый нож.

Я помог Мерриэму положить мертвеца на каталку с парусиновым верхом, которую мы втащили в катафалк через задние двери. Врач увез его, а Деверо, сидя в автомобиле, провела минут пять в переговорах по радио. Я вместе с Пеллегрино стоял у машины. Мы не обменялись ни словом. Шериф, выйдя из машины, направила его продолжать ранее начатые дела. Пеллегрино уехал, а мы с ней снова остались вдвоем, если не считать стоявшего рядом расколотого дерева и темного пятна крови, впитавшегося в землю. Деверо сказала:

— Батлер утверждает, что никто не выходил из Келхэма через главные ворота в течение сегодняшнего утра.

— Кто этот Батлер? — спросил я.

— Мой второй зам; он в таком же ранге, как Пеллегрино. Я направила его дежурить возле базы. Если они решат открыть базу, мне сразу же надо знать об этом. Может возникнуть разного рода напряженность. Люди до сих пор еще не опомнились от смерти Чапман.

— Но не от смерти двух предыдущих девушек?

— В зависимости от того, с кем вы об этом заговорите. Но солдат никогда не останавливает перекрытая дорога. Все запреты остаются на той стороне.