Где дом твой, киллер? - Александр Койфман

— Эта сука ему не звонила. Он несколько раз звонил ей, но телефон выключен. Я пытался через связи в полиции проследить, где находится телефон, но ничего не удалось. Вероятно, ее охранник вытащил батарейку или просто уничтожил телефон.

Хартманн передразнивает:

— «Вероятно». Мне не нужны никакие «вероятно». Мне нужна журналистка. Пошли снова своего человека к макароннику. Пусть прижмет его. Следи за редакцией и за обоими домами, где она жила. Не может же она долго скитаться. Где-то должна проколоться. Иди. Не справишься, выгоню к чертовой матери.

11:45. Брюгге. Кафе «У Анны».

Анна — белокурая женщина тридцати двух лет. Стоит спиной к двери:

— Закрыто, мы прибираемся. Приходите чуть позже.

В кафе входит Генри, в руках кейс:

— Анна, обернись. Нехорошо стоять спиной к старому другу.

Анна резко поворачивается:

— Пьер? Ты? Какими судьбами?

— Вот, приехал на тебя посмотреть. Ты так похорошела за это время.

— Ну, да. Приехал посмотреть. Несколько долговато ехал. Пять лет где-то скитался.

— Но ведь приехал, наконец. И не пять, а всего лишь четыре.

— Лучше бы и не показывался. Считать не умеешь? Май 2011, а теперь ноябрь 2015. Четыре года и шесть месяцев.

— Все так точно? Ты меня так ждала?

— Идиот. Кто будет ждать пять лет? К твоему сведению: я замужем, у меня прелестная девочка двух лет. Тебе все ясно?

— Ясно, почему не ясно? Я понимаю. Но накормить-то меня накормишь?

— Ладно, ты обычный клиент. Садись, накормлю, подожди только.

Генри садится за стол около окна:

— Готов ждать сколько угодно, если при этом можно будет смотреть на тебя.

— Боже, хоть не паясничай. И так тошно.

— Почему? Снова в положении?

— Да хоть бы и так. Только бы не от тебя. Да нет, не в положении. От твоего вида тошно. Опять вспоминать эти майские дни и ночи. Откуда ты на мою голову свалился?!

— Не волнуйся. Я только пообедаю, поговорю здесь с приятелем и перестану раздражать тебя своим видом.

Отвернулся, делает вид, что рассматривает улицу.

— Эльза иди сюда, приберись пока здесь. Мне некогда.

Генри, поворачивается к ней:

— Что, уходишь?

— Нет, просто ты мне все настроение испортил. Как хорошо было без тебя, все спокойно, размеренно. За что мне такое наказание?

Садится за тот же стол.

Из кухни выходит Эльза — молодая девушка, лет двадцати, типичная фламандка. Убирается в зале, с любопытством поглядывая на Генри и Анну.

Генри, тяжело вздохнув:

— Ладно, про семью ничего спрашивать не буду. А как у тебя дела в кафе?

Анна почему-то перешла на английский:

— Нормально, доходы зимой не очень, но летом вполне прилично, туристов много. Хозяев не интересуют доходы, мне хватает и на Эльзу, и на приходящую уборщицу. И на дом в целом хватает.

— А хозяева не поменялись?

— Нет. Формально, хозяйка прежняя — Лола — младшая дочь того мужчины, который здесь умер. Помнишь, я тебе рассказывала эту грустную историю? Он по завещанию фактически передал мне это кафе.

— Помню, конечно, помню.

— Но Лола ни разу здесь не была. Ей сейчас уже двадцать, живет по-прежнему в Израиле, учится в университете, ее в армию не взяли, что-то у нее с ногой. А старшая — Оксана — частенько сюда заглядывает. У нее здесь на втором этаже квартира. Она — художница. Кстати, ты, возможно, во время обеда увидишь ее.

Генри, смеется:

— Так мне это нужно? Лучше я на тебя буду весь обед смотреть.

Анна промолчала.

В кафе заходит новый мужчина, здоровается с Генри:

— Я все принес. Вот, в пакете.

— Хорошо, положи на стол.

Не заглядывая в пакет, кладет его в кейс:

— Ничего устно не передавали?

— Нет. Я поехал.

Уходит.

Анна, вернувшись к французскому языку:

— Так ты только из-за этой встречи пришел сюда?

— Что-ты, конечно, нет.

С серьезным видом:

— Я-то хотел тебе сюрприз сделать, вот, заказал то, что тебе больше всего должно было понравиться. А ты… ты уже замуж выскочила.

Потупился горестно. Анна в растерянности:

— Не может быть… кольцо?

Снова взглянула на поднявшего голову и улыбающегося теперь Генри.

— Идиот! Все шуточки! Убила бы тебя, Пьер!

Генри очень серьезно:

— Знаешь, Анна, я ведь только с тобой умею шутить. В другом обществе не получается. Сам не знаю, почему.

— Хоть бы сейчас не врал. У тебя в каждом городе по девушке. Все вы, «представители фирм», врете на каждом шагу. Всем все обещаете.

— Не нужно так, Анна. Я тебе никогда ничего не обещал и не врал. Разве только шутил иногда.

В это время по лестнице со второго этажа сходит новая девушка:

— Доброе утро, Анна. У тебя гость?

Подходит к столу, за которым сидят Генри и Анна.

— Вот. Заявился старый знакомый. Носу не показывал пять лет.

— Не пять, а четыре с половиной. Сама считала. Кстати, извините, не знаю, как вас зовут, уже совсем даже не утро.

Новая девушка:

— Для меня утро. Я вчера поздно засиделась за альбомом. Никак не получалось.

— Так вы — Оксана? Художница?

Оксана смеется:

— Да, Оксана, но художницей меня назвать — слишком смело. Так, иногда малюю что-то.

Анна возразила:

— Неправда. Ты великолепно рисуешь и пишешь маслом очень даже хорошо. Мне нравится.

— Анна, что же ты не представила мне своего знакомого?

— Вроде ни к чему. Он сейчас уйдет.

Генри, полностью повернувшись к Оксане:

— Видите, как она со мной обращается? А ведь обещала покормить. И так всегда. Придется в следующий раз заявиться сюда не через четыре, а через восемь лет.

— Оксана, — это Пьер, представитель какой-то фирмы. Все пытается всучить свои мелочи всем. То, что раньше называли коммивояжер. Пьер, — это Оксана, хозяйка кафе и дома. Я тебе упоминала о ней.

Добавила:

— И можешь вообще не являться сюда больше.

— Во-первых, не какой-то фирмы представитель, а очень уважаемой. Во-вторых, ее продукция пользуется большим спросом.