Одесская сага. Нэцах - Юлия Артюхович (Верба)

Он просто скрутил ему руку, вынул нож, сунул себе в карман и вот так, с выломанной рукой и выкрученным ухом, повел в отделение.

— Ты откуда, идиот малолетний, нарисовался?

Шпана, из-за угла наблюдавшая за Ванькой, возбужденно галдела: — Вот это поворот!

— Что ж делать теперь? — спросил перепуганный Вовка.

— А вот теперь проверим — он нормальный пацан или ссученный стукач, — отмазался старшой. — Ладно, пошли, чего ждете, кина не будет.

Вовка был в панике, а вот Ванька уже шмыгал носом в кабинете.

— Ты откуда, идиот?! Фамилия? Имя? Где родители?! Кто тебя, дурака, к Маньке-то подослал?

— Я сам пошел. Я есть хотел!

— Ага, с двадцатью рублями в кармане за пирожок заплатить не мог? Стыдобище! А еще ж, поди, пионер! Родители где?!

— Ничего не скажу, — мотал головой Ванька.

— Тогда я тебя в детдом сдам. Как беспризорника, — предложил участковый. Он видел, что пацан не местный, чисто одетый, откормленный, в хорошей обуви, и решил его в назидание хорошо припугнуть.

— Я не беспризорник! — огрызнулся в слезах Ванька.

— Ты мне тут понтоваться решил? Уголовника из себя строить? Так я тебя в камеру с настоящими запру. Тебе за Маню, у которой двух сыновей в войну убили, жопу на фашистский крест в первую же ночь порвут. Понял?! — рявкнул он.

Ванька зарыдал: — Я не хотел! Я случайно! Не надо в камеру!

— Нож где взял?

— В Хабаровске у пацанов выменял.

— Значит, пришлый… А ты понимаешь, малолетка, что тебе с этим ножом статья за разбой светит? Тебе сказать, что наша Родина с такой швалью делает?

— Не пришлый, я местный. — Весь взрослый кураж с Ваньки моментально слетел. Остались одни сопли и ужас до макушки. — Я из эвакуации вернулся… Я не знал… Это шутка была!

— Мать где? Кто?

Ваня лихорадочно соображал: если вызовут мать — то это конец. Она слабая, маленькая, не переживет, да и не поможет.

— Ксения Ивановна Ильинская.

— Не знаю такую.

— Она Беззуб раньше была, с Мельницкой. Сейчас на Канатной, 85 живем…

Но Ксеня уже звонила Сансанычу, потому что в ее коридоре стоял белый как стена Вовка и трясся: — Теть Ксенечка, спаси! Там Ваньку в ментовку загребли. Там пацаны пошутили, а он поверил…

Сансаныч зашел в кабинет участкового, отодвигая рукой Ксеню, которая оставила малыша домработнице и тоже примчалась на помощь.

— Ждать. Сам разберусь.

Первым делом он вкатил Ваньке затрещину, а затем протянул руку участковому:

— Александр Ильинский, уполномоченный Министерства заготовок сельскохозяйственных продуктов СССР по Коминтерновскому району. Можно, я его прямо здесь выпорю?

— Отец?

— Отчим. Можно вас на минутку?

Ксеня стояла у отделения и терла рукой поясницу. Ее больше мучала жажда и налитая молоком грудь, чем страх за Ваньку. Он точно знала, что это не проблемы, а расходы, и что ее Сансаныч все решит. Так и случилось. Через четверть часа зареванный Ванька вышел из отделения вместе с Санычем.

— Марш домой, засранец! — рявкнул Ильинский на Вовку. — Глаза б мои тебя не видели!

— А ты, — повернулся он к Ваньке, — за мной! В машину!

— Вы маме не скажете?

— Всё скажу. И вообще — решил, что сильно взрослый? По дому не помогаешь, по улицам шаришься, на женщину напасть вздумал? Я тебе мозги враз вправлю!

В машине состоялся перекрестный допрос. Малиновый, зареванный Ванька тяжело сопел и собирался опять пустить слезу.

— Ты откуда выкидуху зэковскую взял?

Ванька молчал, лихорадочно думая.

— Ты ее из Хабаровска, что ли, привез? — проинтуичила Ксеня.

— Нет. Еще в том году добыл.

— Такие ножи не выменивают и соплякам не продают, — отрезал Саныч.

— Я у пацаненка малого выдурил за пару голубей и шоколад.

— Не врать мне!

— Ему… ему батя его блатной подарил. А батю потом в штрафбат. И убили…

— И он батькину память отдал?

— Я его напугал, что его в тюрьму с ним загребут.

— Отлично. Мало того, что ты грабитель, ты еще и аферист бесстыжий! — гремел Ильинский. — И не реветь мне, а то не посмотрю, что ты уже мамкин, и таки выпорю!

На Фонтане Ильинский объявит Ане:

— Твой сын идет работать. Будет тебе помогать.

— Но он же маленький, — возразит Анька.

— В тринадцать лет? Да я с одиннадцати батрачил с рассвета дотемна за миску каши! На завод пойдет. Я договорюсь. Стальканат. Тарный цех. Ящики сколачивать для продуктов будет. У меня с ними поставки налажены. Лично качество проверять буду! И явку на работу!

А вот Вовка Косько получит от матери по полной программе, несмотря на возраст. Женя, узнав, что Вовка со шпаной подбили Ваньку ограбить лоток, так отходит его старым Петькиным ремнем, что Вовка будет стесняться переодеваться на «Январке», куда его в чернорабочие без зарплаты заберет после семейного скандала Котька.

А еще обоим братьям строго-настрого запретят общаться друг с другом до начала учебного года. На всякий случай.

В первый рабочий день Ванька вернется домой после обеда, вонючий, грязный, с трясущимися руками, и рухнет спать до следующего утра.

Когда через неделю Саныч заедет за партией с проверкой — Ванька запросится:

— Я все понял. Может, хватит? У меня руки трясутся — вечером кружку поднять не могу.

— Ты что, ныть вздумал? Так я тебя в рыбхоз передам! Будешь рыбу чистить на заготовках. Тонну в день. Эй, Рафаилович! — окликнет Ильинский начальника смены. — Спуску этому поганцу не давать! И норму общую. Не маленький, сдюжит.

Трудовое воспитание явно пойдет Ваньке на пользу. Через месяц он вбивал гвоздь-сотку с двух ударов, окреп и всерьез раздумывал, куда пойти после седьмого учиться, а на предложение Вовки сходить в кино, перехватившего его у проходной, угрюмо буркнет:

— А ты знаешь, сколько мне за эти пятьдесят копеек молотком махать? Обойдусь как-то.

— Так мы через забор!

— Это без меня. Я рабочий человек — позориться не стану. У нас в Доме культуры кино. Трофейное. Для заводских.

В последний день августа, получив свою зарплату аж в двести рублей, Ванька раздобудет торт и приедет на Канатную. Поблагодарит тетю и Саныча за науку, а в конце чаепития вкрадчиво спросит:

— Тетя Ксеня, а куда пойти учиться, чтоб, как вы, гешефты крутить?

Ксеня зайдется хохотом так, что разбудит маленького Сашку. А Сансаныч поперхнется коньяком: