После Огня - Олли Вингет

– А я? Чьей семьей мне быть? – Горечь, безмерная и опустошающая, сквозила в этих словах. Алан обвел глазами шумящую Рощу. – Их? Они молчат. Я ждал тебя… Но, видимо, зря. Ты придешь, посмотришь на меня, может быть, сломаешь пару веток, чтобы унести их с собой в пустыню. А потом уйдешь, даже не обернувшись.

– Вестник… Он все-таки дошел до тебя. – Алиса не замечала, что говорит шепотом, словно боясь, что громкие звуки могут рассердить спящую Рощу.

– О да. Он дошел. – Алан задрал широкую рубаху. На боку у него, через отчетливый ряд тонких ребер, шел совсем еще свежий багровый шрам.

Крылатая прижала ко рту кулак, чтобы не закричать. Сколько боли принес молодому деревцу один сумасшедший старик? Сколько боли принес бы Томас, доберись он до Дерева первым?

«Они не понимают, – подумала Алиса, осторожно прикасаясь к теплой коже юноши. – Они не видят, что он живой. Что он такой же, как мы».

Алан замер, чувствуя, как прохладная ладонь Алисы легко дотрагивается до него. Вот девушка провела тонким пальчиком вдоль заросшего рубца, словно желая разделить с ним боль, нанесенную жестоким собратом. Вот ласково погладила его, набираясь решимости. Между кожей на пальцах и тонкой корой его тела, что казалась в сиянии Рощи теплой человеческой плотью, пробегали колкие искорки. Сила предков поднималась от земли и широким потоком лилась через Алана к Алисе. Как упоительно ей было просто стоять рядом с этим непознанным существом. Теплый ветер закружил у ног опавшую листву, сияние вокруг начало пульсировать.

Крылатая закрыла глаза, но все равно продолжала видеть замершего от ее прикосновений юношу, теперь казавшегося ей ровесником. Тонкие ребяческие черты огрубели, не утратив волшебной красоты линий, – так молодое деревце наливается силой по весне. Алан стоял совсем рядом, прикрыв веки, прислушиваясь к незнакомым ощущениям. Память предков ворочалась в нем, пробивалась к свету через толщу прошедших лет.

Ветер утих, перестав вихриться вокруг. Сила, бушующая кругом, затаилась. Алиса почувствовала, что ей не хватает воздуха, словно она забыла, как дышать, пока стояла рядом с юношей, прикасаясь к его горячей коже. Алан разочарованно простонал и отошел от нее.

– Нам нужно быть по-настоящему рядом, только тогда что-то откроется. – Он насупленно посмотрел в сторону Рощи. – Ты же придешь ко мне?

– Приду, – выдохнула Алиса.

– Я буду ждать. А теперь тебе бы выспаться хоть немножко. Там… В пустыне. – Алан жалобно ей улыбнулся. – Мой сон выматывает с непривычки.

– Мы, Крылатые, выносливый народ, – сказала Алиса, стараясь не обращать внимание на волну тоски, что родилась в ней от мысли о скором возвращении в сожженный мир.

– Крылааатыыые… – снова дурашливо протянул Алан, качая серебряной головой. – Я всегда мечтал увидеть крылья.

– О, это запросто! Я теперь умею раскрывать их.

Алиса на мгновение зажмурилась. Черта, Город, Лин, падение – все пронеслось перед глазами так, словно происходило сейчас, а не целую жизнь назад. За спиной у нее с приятным шелестом распустились два широких крыла.

Алан восхищенно охнул и подошел ближе.

– Они цвета древесины! – проговорил он, протягивая руку. – Можно?

Алиса кивнула, замирая. Алан осторожно дотронулся до длинного махового пера. Тысячи мурашек пронеслись у девушки по спине.

– Невероятно! – прошептал юноша, разглядывая оперение так, словно оно было здесь самой большой диковиной.

Алиса засмеялась и сложила крылья.

– Мне нужно идти, – сказала она, не переставая улыбаться. – Но я вернусь. Обязательно вернусь в твой сон. И обязательно найду тебя в оазисе. Я обещаю.

– Это больше не мой сон, – ответил Алан, а тем временем мир вокруг них уже начал блекнуть, таять и исчезать. – Теперь он общий. Наша крылатая сказка.

Свет померк, а трава под ногами сменилась колючим песком. Последним покинул Алису запах ночного леса.

Она открыла глаза. Морозное ночное небо дышало холодным ветром. Лис, свернувшись клубком у нее под боком, крепко спал, пошевеливая во сне лапками. Сожженный мир проживал еще одну безжизненную ночь. Но теперь Алису согревала надежда. Крылатая плотнее завернулась в куртку, подложила под голову рюкзак и погрузилась в глубокий сон.

Хрип, что сорвался из ссохшихся до кровавой корки губ, наполнял всю комнату. Ставни были плотно затворены, поверх окон старая Фета развесила мокрые полотнища.

– Чтобы ей дышалось мягче, – грозно сказала она Томасу, хотя тот и не думал ни о чем спрашивать.

За те бесконечно долгие часы, что он провел у постели жены, его голова отяжелела, словно наполнилась мутной жижей: ни единой мысли, ни одного яркого чувства, ни проблеска надежды – ничего не пропускала эта колышущаяся масса внутри него. Томас мог только ждать. Ждать, когда искаженный судорогой рот Анабель втянет немного воздуха, смотреть, как ее грудь приподнимается и медленно опускается, и слышать на выдохе страшные булькающие звуки, которые просто не мог издавать человек.

Анабель порой скидывала с себя покрывало, оттягивала за ворот натянутую животом рубашку, и тогда Томас чувствовал запах больного тела, сухого жара, горьких трав, не приносивших облегчения Крылатой. В эти минуты она дышала часто и отрывисто, хрипя, заглатывая воздух так, как пьют воду умирающие от жажды, а потом заходилась в страшном кашле.

Он начинался где-то глубоко внутри изможденного тела Анабель и медленной волной поднимался вверх, она широко распахивала ничего не видящие глаза, хваталась руками за простынь, металась на подушках, чувствуя приближение приступа. Но он был неотвратим. И вот ее лицо сморщивалось, а горло начинал раздирать сухой, хриплый кашель.

Старуха Фета пыталась напоить Крылатую отварами, приподнимала ее, помогала свеситься с края кровати, накладывала ей на спину и на грудь компрессы, убирала налипшие пряди с лица. Однако удушье лишь усугублялось, и в конце концов из натруженного горла начинала обильно идти кровь. Спустя бесконечные мгновения, когда Анабель захлебывалась ею, пытаясь схватить хоть немного воздуха ртом, приступ сменялся обморочным забытьем.

Тогда Крылатая затихала, тонула в подушках, покрываясь липким холодным потом. Ее дыхание, почти неслышное, рваное, неверное, пугало Томаса сильнее кровавой пены на любимых губах. В эти минуты ему казалось, что жена уже покинула его, так и не придя в себя. Он в ужасе поднимал глаза на старуху, пытаясь по ее взгляду понять, случилось это или еще нет.

Но Фета лишь отирала пот с бледного лба Крылатой, укутывала ее в покрывало и окуривала зажженными пучками пахучей травы, шепча что-то себе под нос.

За все часы, что они провели втроем, на поле битвы, уже проигранной, старая больше не сказала Томасу ни единого слова. А он продолжал сидеть в углу, рядом с кроватью, не чувствуя затекающих ног.

Из оцепенения он вышел, когда Анабель, отирая кровь с губ, не погрузилась в беспамятство, а посмотрела на него осознанным взглядом. Не в силах подняться, он подполз к ней, схватил опущенную с кровати руку и покрыл ее поцелуями. Ничего не произнося, Крылатая дотронулась до его растрепанных волос, запустила в них пальцы, слегка поглаживая темные пряди.