Дахштайн - Юлия Макс

Говоря это, инквизитор не удержался и кинул на меня быстрый взгляд, а потом снова вернул внимание бургомистру.

— В темнице. Без вашего участия я не смог отдать женщину под суд.

— Мы вместе с пастором осмотрим ее тело на предмет дьявольских меток. Уверен, она в Бамберге не единственная. Их племя не живет поодиночке. Каждой ведьме необходим ковен.

Ведьмы. Нужно избавиться от них. Служительницы природы едут в Бамберг, потому что чувствуют зло и думают, что им по силам справиться с нами. Наивные дуры.

Инквизитор держался учтиво и поднялся в гостевые покои. Люций ловко достал свиток, взмахнул рукой, и на бумаге проступили чернильные слова — список неугодных Повелителю ведьм. Я взглянула мельком: «Тринадцать ведьм, хм… Символично». Последнее, кажется, произнесла вслух.

— Да, моя дорогая Лилит. Ты же знаешь, я обожаю символизм, — блеснул злорадной улыбкой мой Господин. Он протянул руку и цепко обхватил горячими пальцами мою шею.

— Повелитель? — сипло прошептала я, стараясь не дрожать от страха.

— Та маленькая ведьма, Клэр. Я видел, что ты к ней неравнодушна. Она так похожа на твою сестру, — прорычал он, и его глаза зажглись желтым. — Не вздумай, слышишь, даже не пытайся предупредить ее о грядущем!

От злости к моим щекам прилила кровь, и я сбросила его руку.

— Вы ошиблись. Я демон, у меня нет привязанностей.

На лице Повелителя не было ни одной эмоции, глухая стена, но она страшнее любого выражения. Когда Фер Люций не разрешал видеть свои чувства, это означало, что я теряю его расположение. Квадратная тяжелая челюсть, скрытая бородой, лента собранных в хвост волос, которая спускалась на сюртук, ровный нос над полными губами и канаты мышц, прячущиеся под одеждой, которые никак не могли принадлежать мужчине в возрасте — так выглядело зло во плоти.

Люций недоверчиво цокнул и приказал:

— Грегор твой. Можешь начинать.

Я склонила голову, давая понять, что услышала, и вышла из обеденной залы.

Когда на город опустилась любимая мной тьма, а особняк погрузился в сон, иногда поскрипывая стенами от ветра, я вышла из зеркала в гостевых покоях и склонилась над изголовьем кровати. Грегор крепко спал на спине, подложив руки под голову. Во сне безмятежность сменила строгость на лице. Моего носа коснулся запах металла и ладана. Я невольно поежилась, однако все равно нежно провела пальцами по его плечу и была тут же схвачена за кисть. К моему горлу он приставил клинок, но медленно отвел, рассматривая нагое девичье тело.

Я взяла ладонь Грегора и положила себе на шею, потянулась к нему, чтобы оседлать, но он нежно пробежал пальцами по коже и отдернул руку, отодвинувшись. Я снова попыталась погладить его, и снова Ниотинский сжал мою кисть, не позволив прикоснуться. Тогда мне не оставалось ничего другого, кроме как лечь рядом и ждать. Святоша, увидев, что попытки посягать на его тело закончились, повернулся на другой бок и мирно заснул.

Пришлось уйти через зеркало, чтобы вернуться в его сон на следующую ночь и снова получить отказ. На третью ночь Грегор дрогнул, сжав меня в крепких объятиях. То, что последовало дальше, стало для меня откровением. Никто никогда не ласкал мое тело так нежно, не прикасался с такой осторожностью. Вместо пыток и удушения, к которым я должна была его склонить, Грегор целовал меня так, что я отпустила вечный контроль. Всегда была главной во снах, но не с этим мужчиной. Я пыталась привести его к жестокости, правда, но каждый раз все заканчивалось жарким соитием. С Ниотинским я уже и не хотела по-другому: очарованная лаской, позволила себе вольность. Повелитель считал, что все идет по плану, но, напротив, все катилось в бездну. В светлое время суток Грегор отлавливал ведьм, сажая их в темницу, а ночи… Ночи были только нашими.

На исходе седьмого дня инквизитор не заснул, нет. Он влез ко мне в спальню. Служанка удалилась, а я стояла напротив зеркала в сорочке, расчесывая волосы гребнем. В комнате горел камин, и блики пламени, сплетаясь, танцевали на стенах. Письменный стол с тетрадями и книгами по архитектуре, которой я никогда не интересовалась: все здесь должно было соответствовать увлечениям Эмилии, дочери бургомистра. Кровать под балдахином манила прилечь, что я и намеревалась сделать. Успела сделать всего лишь шаг от зеркала, как в темном углу скрипнула деревянная половица. Судорожный вздох обжег висок. Я приготовилась к боли, думая, что Фер Люций пожаловал наказать меня, но нет. Это был Великий инквизитор собственной персоной.

— Эмилия, — выдохнул он, обнимая до боли.

Я ничего не объясняла, а он и не спрашивал. Темная сладкая ночь на двоих растаяла с рассветными тенями, когда Грегор прошептал:

— Я знаю, что ты такое! Ведьма! — и облил меня святой водой!

Меня. Святой. Водой.

Жалкий человечишка!

Я исторгла гортанный рык, отпуская на волю демоническое естество. Перед глазами расплывались красные круги, в ушах грохотало.

Ниотинский не знал, что святая вода обжигает демонов подобно кислоте. Моя безупречная кожа вмиг облезла вместе с мясом почти до кости на лице и руках. Я зарычала, являя себя настоящую.

В настоящем обличье мое тело было выше, кожа, словно панцирная броня, сверкала самой тьмой. Пальцы украшали длинные когти, а лицо… Лицо было моей гордостью. Человеческие черты там едва ли проскальзывали, а демонические были прекрасны: острые, как нож, скулы, маленький нос с широкими крыльями и полный клыков рот. Глаза черные, как глубокая ночь, светились красными зрачками.

О, Ниотинский испугался. Жаль, что всего на секунду.

— Ты демон, — утвердительно прохрипел он, доставая кинжал из сапога.

Его глаза настороженно следили за каждым моим движением, впрочем, как и мои.

«Я должна его убить! Сейчас же!» — пульсировало в мыслях, и я была согласна с внутренним голосом, но отчего-то медлила. Останавливало меня еще и то, что инквизитор тоже не спешил нападать. Во имя всего грешного! Я допустила ситуацию, из которой нам не выбраться. Убью Грегора сейчас — Повелитель разгневается, потому что тот ему еще нужен. Не убью — оставлю свидетеля своей ипостаси, и он будет пытаться прикончить меня.

— Да, сладкий, — успокаиваясь, ответила я низким голосом. Регенерация сделала свое дело. Раны затянулись, но еще болели.

Ниотинский застыл, рассматривая, как я меняю облик на привычный ему. Лицо Грегора словно закоченело в изумлении, он медленно моргал. Такое поведение у инквизитора я наблюдала впервые, и мне было любопытно, каким будет его следующий ход.

— Что же ты молчишь, Грегор? — спросила самым соблазнительным тоном и потянулась к нему. Ниотинский попятился, сжимая кинжал.

«Убей его! Убей!»