Одержимость - Наталья Рощина

– Тебя не интересует, как прошло дежурство? – Аюшев все чаще возвращался с работы злым. Он искал повод для ссоры.

– Я знаю, ты не любишь, когда я спрашиваю об этом. – Майя продолжала заваривать кофе. На душе было паршиво. Ей самой хотелось нагрубить, накричать на Кирилла, но этим она лишь помогла бы ему. Она не опустится до скандальных выяснений отношений. – И еще я знаю, что ты устал. Тебе нужно лечь спать.

– Я сам знаю, когда и что мне делать.

– Извини. По-моему, я не сказала ничего обидного.

– Ты думаешь, что хорошо знаешь меня? – задиристо продолжал Кирилл.

– Нет, я так не думаю. Кофе будешь?

– Буду. Только после душа.

Майя прислушивалась к звукам льющейся воды. Нечего было надеяться, что настроение Кирилла изменится. Он зашел в кухню чернее тучи.

– А о чем ты вообще думаешь, Майя? – Аюшев сел за кухонный стол, нервно покачивая ногой. – Иногда хочется понять, что творится в твоей голове. Так о чем ты думаешь?

– О многом, – начала она. Разлила горячий кофе по чашкам. Красивые прозрачные чашки. Она купила их недавно. Ей нравится их легкость, прозрачные стенки. Так давно мечтала, и вот, кажется, ей недолго придется пить из них ароматный кофе.

– Просветишь? – Кирилл поплотнее запахнул полы махрового халата, откинул со лба влажные волосы.

– Конечно, Кирюша. Начну с главного.

– Это разумно. Потому что я действительно устал. Давай конкретно, – цинично улыбнулся Аюшев.

– Мне кажется, я должна снова переехать к себе, освободить жилплощадь, куда ты меня так опрометчиво пригласил… – Майя сделала паузу, но ее никто не собирался перебивать.

С лица Кирилла сошла улыбка. Лицо застыло в маске напряженного ожидания. Значит, она не ошиблась. Она больше не нужна ему. Не нужна она, а значит, не нужен и их ребенок, которого она носит под сердцем. Как обидно. Почему это случилось в такой неудачный момент? Еще пару месяцев назад его обрадовало бы подобное известие. Почему она так уверена? Ей приятно так думать. Ну, а теперь он наверняка решит, что она хочет удержать его. Ребенок – как способ привязать мужчину. Только не это.

– Ты говоришь, словно обвиняешь меня в чем-то? – соизволил произнести Аюшев.

– Нет. Тебе показалось. Я пытаюсь все исправить, – грустно улыбнулась Майя. – Кажется, мы слишком много времени проводим вместе. Хотя был момент, когда мы оба этого хотели.

– Был?

– Да, теперь наше совместное пребывание превратилось в наказание.

– Для кого? – Аюшев вел себя жестоко, подталкивая Майю к тому, что хотел услышать.

– Для тебя, дорогой мой. Но ты не переживай. Я не дам тебе страдать в собственном доме. Я облегчу твою жизнь.

– Ты уходишь от меня?

– Я хочу дать тебе время прийти в себя. Чтобы ты снова стал скучать по мне. – Все-таки она не смогла отказаться от последнего шанса. Какое унижение, но Майя любила, все еще любила. Она теряла свою любовь, и вместе с этим ощущением из нее словно уходила сама жизнь.

– А если не получится? – Маленькими глотками он пил остывающий кофе и не сводил с нее пристального взгляда.

– Я и так сказала больше, чем должно… – Она боялась, что заплачет.

– Знаешь, это как войти в одну реку дважды, – все так же внимательно глядя на нее, произнес Аюшев. – Надежды мало.

– Я не хочу сейчас говорить об этом. – Она выронила из рук свою чашку с кофе. Та упала, со звоном разбившись. Коричневое пятно быстро расползлось по сверкающему линолеуму.

– Не огорчайся. Это всего лишь чашка…

– Язык не поворачивается сказать: к счастью.

– А ты веришь в приметы? – удивился Кирилл. Майя увидела, как в его глазах мелькнула жалость. Один миг слабости, сожаления, страха перед неизвестностью. Кирилл заколебался: все-таки столько лет вместе. Еще есть возможность остановить ее. Но в следующий миг Аюшев пристыдил себя. Она помогает ему, зачем же сопротивляться?

– Какая, к черту, разница, во что я верю? Я за веником…

Майя быстро вышла из кухни. Она не могла больше выносить его взгляда, не могла продолжать этот разговор. Если бы все оказалось дурным сном, Майя была бы счастлива. Но все происходило на самом деле. Еще немного, и она окажется в роли брошенной любовницы. Ей казалось, что с ней такого произойти не может. Ее будут любить всегда.

Кажется, Аюшев решил, что с него довольно. Она перестала быть ему интересной. Майя боялась, что все закончится именно так. В ком она не была уверена? Только не в своих чувствах. Говорят, мы сами притягиваем неприятности. В этом ли дело? Никто и никогда до конца не знает человека, с которым приходится делить постель, радости и горести которого принимаешь близко к сердцу. Мы и сами себя не знаем, что говорить о других.

В тот же день Майя собрала вещи. Но только представила, как останется одна в четырех стенах, испугалась. Нервы на пределе. Она может натворить глупостей. Поэтому поехала не к себе, а к матери.

Две комнатушки, в которых обитала Неля Петровна, должны были ненадолго стать убежищем Майи от всех и прежде всего от самой себя. Раньше семья жила в большой четырехкомнатной квартире. Но это было очень давно, словно в другой жизни. От этой роскоши осталась однушка, где устроилась Майя, и двухкомнатный «трамвайчик», где хозяйничала Неля Петровна.

Та большая квартира досталась отцу от родителей, так же, как и столовое серебро, какие-то картины и несколько старинных нэцке. Майя вспоминала, как в детстве играла в большой прием: раскладывала на огромном овальном столе в гостиной приборы, салфетки и делала вид, что общается с большим числом гостей. Доставала причудливые фигурки нэцке, рассаживала их и разговаривала с ними, коверкая язык, как будто на японском. Мать ее игры раздражали, поэтому она никогда в них не участвовала. Да и Майя ее не приглашала. Девочка знала, что все закончится криками, руганью, обещаниями запретить брать в руки дорогие вещи. С уходом отца постепенно все это добро материализовалось в денежные суммы, которые в руках не умеющей вести хозяйство матери таяли на глазах.

Когда отец был жив, мама не работала. Имея среднее медицинское образование, она считала ниже своего достоинства работать простой медсестрой. Какой-то опыт работы у нее был, но, получив возможность быть домохозяйкой, мама с радостью поставила точку на своей трудовой деятельности. Правда, и на поприще ведения хозяйства она не очень-то преуспела. Неля Петровна спокойно смотрела на окружающий беспорядок, не умела и не любила готовить. И это при том, что сама выросла в детском доме. Его воспитанники обычно многое умеют просто потому, что у них нет иного выхода.

– Я наработалась с пеленок, – как всегда преувеличивала Неля Петровна, когда муж указывал ей на гору грязного белья или раковину, полную посуды.

– Я прихожу с работы и хочу просто поужинать. Неужели я требую многого?