Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая - Юн Чжан

В первую брачную ночь, когда были исполнены все обряды, оказавшийся в комнате, украшенной преимущественно в красных тонах, перед гигантским иероглифом «двойное счастье» жених вместо страстного соития с чувством продекламировал своей супруге стих поэта времен Танской династии. После этой обязательной совместно проведенной ночи остальные свои ночи он проводил в отдельном дворце, стоявшем особняком вдали от императрицы и его гарема. Дева Алютэ считала своим долгом пойти и предложить себя своему мужу, однако он от нее отмахнулся, и она, робкая и наученная не перечить императору, покорно покинула его дворец.

Деву Фэнсю, которой отдавала предпочтение Цыси, назначили второй супругой императора. Как раз перед днем венчания ее принесли в Запретный город через тыльные ворота в небольшом паланкине всего лишь с четырьмя носильщиками и немногочисленной свитой. Для наложницы предусматривался скромный обряд. К ней и еще трем наложницам муж проявил не больше страсти, чем к императрице. Этим пяти юным женщинам суждено было коротать свою жизнь в одиночестве.

После церемонии венчания, состоявшейся 23 февраля 1873 года, император Тунчжи официально вступил на престол. Ему исполнилось шестнадцать лет. Появление такого юного монарха считалось событием редким. Сколь невероятным это ни казалось бы, но первые два императора Цинской династии – Шуньчжи и Канси – приступили к управлению империей в тринадцать лет. Проведение обряда венчания на царство императора Тунчжи тоже было делом двора, как и его свадьба. Народ узнал об этом из императорского заявления, написанного на свитке и вывешенного на воротах Тяньаньмэнь, переписанного и разосланного во все уголки империи в том же самом виде, что и сообщение о предыдущей коронации императора. С настоящего момента этот подросток, и только он один, должен был принимать все решения, касающиеся жизни его империи. Так как теперь он должен был писать указы своей кисточкой для красных чернил, печати, которыми утверждались императорские указы двумя вдовствующими императрицами, впредь вышли из употребления. Желтую шелковую ширму, за которой Цыси и императрица Чжэнь сидели во время аудиенций, сложили навсегда, а императрицы отправились в гарем.

Юный император загорелся желанием проявить свою полезность и сообщил императорскому наставнику Вэну, что для него прошли времена «лени и беспечности» и теперь он «не подведет своих великих предков». Наставник воспринял такое заявление с восторгом. Около года молодой человек старался держать данное слово: читал доклады, подписывал указы и давал аудиенции. Но он не обладал ни одним из качеств его матери. Написанные красными чернилами указания императора выглядели поверхностными и банальными. Цыси следовала придворным правилам и не вмешивалась в работу своего сына. Новых проектов не появлялось, попытки поднять империю до современного уровня развития не предпринимались.

Одно исключение все-таки следует упомянуть. Западные посланники требовали аудиенции у трона, чтобы передать свои верительные грамоты, с тех самых пор, как прибыли в Пекин. До настоящего времени им говорили, что об этом не может быть речи: император мал, а на двух вдовствующих императриц никто смотреть не имеет права. На следующий день после официального прихода Тунчжи к власти европейские посланники разразились коллективной нотой с требованием аудиенции. Более того, они настаивали на встрече с императором без вставания перед ним на колени и исполнения ритуала коутоу. В то время как лорд Макартни против воли проделал все это в 1793 году ради успеха своей торговой миссии, второй британский посол лорд Амхерст в 1816 году от посещения императора воздержался. Теперь посланники объединили политический вес своих государств и потребовали отмены обряда коутоу перед императором. Подавляющее большинство придворных сановников точно так же упорно стояли на своем и требовали неукоснительного соблюдения обряда.

Цыси уже приняла решение по этой проблеме: послы не должны стучать лбами об пол перед императором. Несколько лет назад она обсудила этот обряд с узким кругом отличавшихся передовыми взглядами сановников – великим князем Гуном, боцзюэ Цзэном и наместником Ли, и все они сошлись во мнении на том, что могут и должны идти на компромиссы. Император Тунчжи послушался мать и поступил так, как она посоветовала. Он принял западных послов 29 июня 1873 года, и они не встали перед ним на колени, тем более не касались головой пола. Это стало событием исторического значения. Министры вошли, остановились, сняли шляпы и отвесили поклоны на каждом этапе приближения к трону. Дуайен дипломатического корпуса выступил с поздравительной речью, а доброжелательный ответ императора Тунчжи произнес великий князь Гун. Все мероприятие заняло от силы полчаса. Публичного сообщения двора не последовало, так как сановники не пожелали привлекать внимание к отсутствию обряда коутоу. Среди тех, кто слышал обо всем этом, можно назвать встревоженного императорского наставника Вэна. Нашлись и те, кто был до крайности возмущен тем, что император поддался нажиму со стороны Запада, и поклялся в будущем отомстить за такое неуважительное отношение к китайской традиции.

Помимо этого единственного спорного вопроса в остальном государственный аппарат функционировал исправно в автоматическом режиме. Традиционно китайское управление представляло собой тщательно смазанный механизм, который в отсутствие переломных моментов должен был работать без сбоев. Никаких нововведений не требовалось, да и предлагались они редко. Государственная политика практически полностью зависела от активной деятельности владельца трона. И если Цыси бурлила новаторскими предложениями, то у ее сына они отсутствовали. К тому же особых причин для перемен еще не сформировалось. Цыси принесла своей империи мир, стабильность и известную меру процветания. Крестьянским восстаниям или иностранным вторжениям места не оставалось.

Тем не менее, даже при хорошо отлаженной бюрократической системе, Тунчжи обязан был по меньшей мере не выпускать из рук рычаги управления, чтобы этот механизм не пошел вразнос. Беда заключалась в том, что это дело все больше становилось ему в тягость. Этот высокорослый, симпатичный, любящий развлечения подросток задерживался в постели все дольше и дольше. Количество аудиенций все более сокращалось, пока он не стал принимать одного-двух человек в день, при этом каждый раз он задавал всего несколько заранее подготовленных вопросов. Поступающие нескончаемым потоком доклады часто оставались непрочитанными, и он, не утруждаясь, писал на них стандартную резолюцию: «Делайте то, что сами предлагаете». Причем вне зависимости от того, содержалось ли в документе «предложение» или вовсе нет. Видя все это, министры делали все, что им заблагорассудится, и государственное управление империей утратило жесткость.

Из-за такого положения дел у сановников возникло беспокойство, когда император загорелся идеей восстановить часть Старого летнего дворца. Он с матерью посетил его руины и пришел в большое уныние от вида следов былого величия строений, поросших сорняками. Осенью 1873 года он от руки составил указ, в котором объявил о своем намерении восстановить дворцовый комплекс хотя бы отчасти. Поводом для этого он назвал то, что двум вдовствующим императрицам нужен дом для уединения. Кто-то счел такое решение разумным: великий князь Гун пожертвовал 20 тысяч лянов серебром в счет грядущих затрат. Цыси с воодушевлением поддержала проект сына. Она мечтала о восстановлении Летнего дворца, хотела пожить в нем снова. Со свойственной ей энергией и вниманием к деталям она взялась за этот проект: беседовала с управляющими и архитекторами, одобряла чертежи и макеты, даже сама нарисовала убранство некоторых помещений.