Смерть никогда не стареет - Евгений Сухов

Я замолчал.

– Что – позже? – заторопил меня Вячеслав Всеволодович.

– Знаете, – начал я нерешительно, – Вика ведь дважды поступала в Щукинское училище. Что она не прошла – это еще ни о чем не говорит. Может, она гениальная актриса. И великолепно играет роль. К тому же она работает в театре. Реквизитором, но все же в театре! Полностью исключать ее из подозреваемых я бы не стал…

– А еще чего бы вы не стали делать? – полюбопытствовал Ермаков не без внутренней язвочки, которую я все же расслышал. Я бы, конечно, ему ответил. В таком же духе и в той же тональности. Но Вячеслав Всеволодович был мне симпатичен еще с первой нашей встречи. Тогда, двадцать второго мая, после взрыва на автобусной остановке, потому я не стал язвить и ответил просто:

– Я бы не стал искать отставного оперативника Коломийцева…

– А это еще почему? – не понял значения моей реплики Вячеслав Всеволодович.

– Потому что его убили три дня назад на своей квартире, – ответил я.

– Как это? – оторопел Ермаков.

– Так, – сказал я. – Ударами молотка по голове.

– И кто это сделал, по-вашему? – спросил Вячеслав Всеволодович.

– Тот, кто заметает следы, – ответил я. – Заказчик убийства Геннадия Павловича Нехватова.

– А почему вы думаете, что заказчик не Коломийцев, – посмотрел на меня Ермаков. – Потому что его убили?

– Не только, – немного поразмышляв, ответил я. – Он частный сыщик. Он берет к исполнению заказы, а не рождает их. Как говорят в американских фильмах, в убийстве Нехватова у Коломийцева не было ничего личного. Не удивлюсь, если Коломийцев услышал о Нехватове впервые, когда ему сделали заказ на устранение Геннадия Павловича. А Вика, – я чуть помедлил, – она, скорее всего, все же использовалась втемную, как рядовая одноразовая помощница.

Ермаков задумался. Наверное, он думал, как использовать меня, поскольку взрыв на автобусной остановке в пятницу, двадцать второго мая, явно напрашивался на откровенный висяк.

– И кто, по-вашему, может быть заказчиком? – спросил наконец Вячеслав Всеволодович.

– Я не знаю, – без затей ответил я.

– Но вы будете расследовать это дело дальше? – осторожно поинтересовался Ермаков.

– Обязательно, – заверил его я.

– Все, что вам удастся узнать, вы обязаны будете сообщить мне, – предупредил меня Ермаков. – Иначе ваши действия могут быть расценены как препятствие следствию и сокрытие улик. А это, хочу вас предупредить по-дружески, есть преступление уже уголо…

– Я в курсе, – не дал я договорить Вячеславу Всеволодовичу. – Можете быть уверены: как только я что-либо узнаю, я непременно сообщу вам. Возможно, мне даже понадобится ваша помощь.

– Ну если будет что-то стоящее, тогда по…

– Я думаю, будет, – снова не дал я договорить Ермакову. – Если что, я вам обязательно позвоню.

– Хорошо, – сказал Вячеслав Всеволодович. – Тогда – до связи, – протянул он мне руку.

– До связи, – ответил я и пожал протянутую ладонь.

На следующий день, в пятницу, мне позвонила Ирина.

– Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили в среду? – спросила она.

– Помню, – ответил я. – Что ты в выходные свободна и хотела бы провести их на природе.

– Да, верно. Ты определился с местечком, куда мы с тобой поедем? – тоном въедливого дознавателя спросила она.

– Пока еще нет, – ответил я, подпустив в голос виноватую печаль. Мне и правда было немного стыдно. – В поиске!

– Я так и думала, – сказала Ира.

– Прости, закрутился, – произнес я еще виноватее.

– Ну поскольку я предполагала, что так и будет, то предприняла самостоятельные действия. И знаю, куда мы с тобой поедем, – кажется, Ирина на меня не обиделась. Я малость приободрился и спросил:

– И куда?

– Это пока секрет, – ответила Ирка. – Готовь пока все необходимое. Палатку, удочки, котелок… Выезжаем в субботу утром. Часиков в пять. Я за тобой заеду, жди.

– Удочки? – переспросил я.

– Ага, – ответила Ира. – Там, куда я тебя повезу, есть река. Вернее, речка. Стало быть, мы будем удить рыбу.

– Понял, – сказал я.

– Все, пока.

– Пока…

На этом разговор завершился.

Что ж, буду готовиться к пикнику на природе с ночевкой и рыбалкой. И приготовлением ухи, если случится хоть что-то поймать.

Палатка у меня есть. Двухместная, хорошая. «Ларн» называется. Котелок тоже имеется. Настоящий. Почернелый от копоти. А вот удочки… Где-то они у меня были, хотя на рыбалку я не ходил уже года четыре, если не больше. И куда я запрятал удочки, я уже не помнил. Придется найти. Но все это – не раньше чем вечером. А пока – дела…

Итак, что у меня в планах на сегодня? Естественно, кроме подготовки к вылазке на природу.

Ага. Поход в университет, где преподает историю русской литературы профессор Валентин Георгиевич Чекулаев. Надо как-то умудриться узнать про личную жизнь Валентина Георгиевича. Не проявится ли в связи с этим на горизонте Вика…

Перед тем как отправиться в университет, я полазил по Интернету и внимательно посмотрел сайт «Кафедра истории русской литературы МГУ». Почитал биографии сотрудников, и чем они славны в сфере науки, более-менее запомнил их лица, и как кого зовут. Это мне пригодилось…

Пройти в МГУ сегодня не так просто. Надо объяснить причину прихода, выписать пропуск, а значит, следует иметь с собой паспорт, поскольку удостоверения сотрудника телекомпании будет недостаточно. Это я все знал, поэтому пройти на кафедру истории русской литературы мне не составило особого труда.

Из восемнадцати сотрудников (в число которых входил профессор, доктор филологических наук Валентин Георгиевич Чекулаев) на кафедре живьем находился только один человек. Это была женщина-доцент. Неопределенного возраста, но точно не старше сорока пяти лет. Скорее всего, малость за сорок. С каштановыми волосами и в складчатой темной юбке до пят. Звали ее Анна Витальевна Благовещенская. Она вела лекционные курсы по истории русской литературы для вечерников и практические занятия как для вечерников, так и для студентов дневного отделения. Словом, готовила филологов, каковая специальность стала достаточно востребованной несколько лет назад и становится сегодня, на мой взгляд, все более актуальной.

Мы поздоровались. Я назвал себя, и то, что я с телевидения, весьма заинтересовало Анну Витальевну. Она как-то преобразилась, все время непроизвольно поправляла прическу, разглаживала складки на длинной юбке, хотя я пришел без Степы, а значит, без камеры. Наверное, такое поведение женщин диктуют им их древние природные качества, просыпающиеся в определенные моменты в их подсознании.