Три короля. Как Доктор Дре, Джей-Зи и Дидди сделали хип-хоп многомиллиардной индустрией - Зак О’Малли Гринберг

Все это время Найт был по-прежнему окружен насилием. В 1997-м он получил девять лет тюрьмы за накопившиеся у него с 1987 года восемь арестов и шесть условных сроков, но вышел уже через пять лет. В 2002-м, оказавшись на свободе, он снова попал за решетку, когда представители власти посетили Death Row и выяснили, что Шуг связан с членами банд – так он нарушил условия досрочного освобождения. Выйдя в 2003-м, он почти сразу получил десять месяцев за нападение на работника парковки в Голливуде. Следующие десять лет он в основном избегал арестов, но все же ввязывался в кучу неприятностей: по слухам, в 2004-м он заплатил сообщнику, чтобы тот ударил Доктора Дре на церемонии вручения награды Vibe, в 2005-м на вечеринке в Майами ему прострелили ногу, в 2009-м после драки в Аризоне он загремел в больницу, а в 2014-м в него шесть раз выстрелили в ночном клубе. (Сообщалось, что, несмотря на полученные ранения, он самостоятельно добрался до тротуара, чтобы подождать там машину скорой помощи.) [342]

Что характерно, стычка, которая привела к последнему из заключений Найта, произошла на съемочной площадке байопика N.W.A. «Голос улиц». Он подъехал на пикапе, ввязался в спор – и в пылу эмоций наехал на двух человек, травмировав друга Фэба Кле «Боуна» Слоуна и убив бизнесмена Терри Картера. С места преступления Шуг скрылся. «Все просто. Он пытался убить моего друга, – говорит Фэб, – и по ошибке задавил другого человека» [343].

Инцидент попал на камеры наблюдения; чудовищные фрагменты видеосъемки легко найти в интернете. Найт уверял, что действовал в рамках самообороны, и не признал себя виновным ни по одному из обвинений: попытка убийства, убийство и бегство с места дорожного происшествия. Когда эта книга сдавалась в печать, слушания по делу все еще продолжались [344]. Дела об убийствах Бигги и Тупака остаются нераскрытыми.

«Ни за одно из этих убийств никто так и не сел, – сетует рэпер Ту Шорт. – Мы убили наших героев. Они были лучшими из нас. Какого хуя?» [345]

* * *

Волетта Уоллас не слышала ни одного альбома своего сына, пока в конце 1990-х, через несколько лет после его смерти, не наступил особенно трудный день.

«Я тут как-то раз осталась одна… и услышала столько плохих вещей про него, – вздыхает она. – „Он миллионер-наркодилер, который не знает, что делать с деньгами“, „кто с мечом придет, от меча и погибнет“. Это было ужасно. Мне было очень больно слышать это. И я сказала: „Знаете что? А поставлю-ка я его альбом“» [346].

Она села и послушала «Life After Death» – как она называет этот альбом, «тот, на котором песня „Hypnotize“» – и раскрыла сына с новой стороны. Поначалу было страшно (вдруг услышит что-то не то), но к концу пластинки она наслаждалась. Было приятно вновь слышать голос сына и его истории, о которых она и не знала, – пускай Волетта не одобряла то, о чем в них говорилось. Когда она послушала альбом от начала и до конца, ей почти показалось, что сын был здесь, разговаривал и шутил с ней.

«Я плакала как дитя… Я говорила: „Боже мой, какой талантливый молодой человек“, – вспоминает она. – Из-за этого альбома я стала больше уважать рэперов, а ведь я осуждала их тоже. Я их осуждала. Всех этих ребятишек с дурацкой одеждой и дурацкими шапками. Они ужасно одевались… Однажды я сказала сыну: „Ты выглядишь кошмарно“. Я сказала ему: „Если тебя по национальному телевидению будут показывать, ты уж будь добр, не позорь меня“».

В конце концов она стала безумно гордиться сыном и его музыкальным наследием, хоть большая его часть и противоречит ее убеждениям. Она до сих пор не верит сплетням о Бигги, особенно мутным теориям о его роли в распрях с Death Row. Возможно, она просто любящая мать, которая отказывается признавать все плохое, что говорят о ее сыне, но весь конфликт кажется Волетте одним большим миражом, созданным лейблами и СМИ.

Она вспоминает разговор с сыном о Тупаке. «„Кристофер, почему ты с ним дружишь, хотя он говорит о тебе такие ужасные вещи?“ – вспоминает она. – А он мне ответил, что говорил об этом с Тупаком и он только ответил: „Эй, да я просто продаю музыку“ … Не думаю, что мой сын обижался на Тупака… Не думаю, что и Тупак обижался на моего сына».

Хотя это возможно: в последние годы два артиста, кажется, и правда испытывали сильную неприязнь друг к другу, пусть даже никто из них не хотел применять насилие. Когда умер Бигги, Волетта постаралась, насколько это возможно, пережить его смерть и даже установила контакт с Афени Шакур, чтобы смягчить общую память об их сыновьях. Они дружили до самой смерти Афени в 2016 году.

Завтра Волетта будет обедать с Дидди; она преодолела отвращение к рэперу, ведь он был добр с ней после смерти Бигги. Он постоянно навещал ее и спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь. «Он поддержал меня, – объясняет она. – Со временем он начинает нравиться. Он милый парень. Иногда я хочу вытрясти из него всю душу, но он милый парень».

Стоит спросить ее о Найте, как над вами тут же соберется грозовая туча. Одно только упоминание оказывается для нее проверкой веры в то, что судить человека надлежит не ей, а высшей силе. Она с трудом, но все же не поддается искушению.

«Я читала о нем жуткие вещи, – говорит она. – Я верю в то, что, если ты творишь неправедное, убиваешь, решать должен Всевышний, я зову его Иегова». Ее голос содрогается от праведного гнева, и вдруг она обращается к Найту напрямую. «Придет твой час, ибо судить – Его право, – продолжает она, обратив взор к небу. – Он видит все твои прегрешения и видит благодетели. И что бы ты ни сотворил, ты за это ответишь».

В этот момент она говорит с такой железной уверенностью, что, если бы она сказала мне, что Иегова обрушит бурю на гостиную, где мы сидим, я бы бросился за зонтом. Вместо этого она смотрит на меня.

«Если он добрый человек… я надеюсь, он добрый, – говорит она. – А если плохой, то пусть Господь решает, как с ним быть».

Я несколько раз брал интервью у Дидди до выхода этой книги. Вероятно, последнее слово, которым я бы его описал, – «нервный». В личном разговоре и по телефону, наедине и в компании он излучает самоуверенность, как светлячок – свет. Взять хотя бы его заявление 2013 года, когда он решил, что я наконец-таки стал приемлимо оценивать для Forbes его личное состояние: «Ты наконец-то научился считать, смотри-ка, – сказал он мне. – Слава богу!» [347]