Ремесло Государя - О'Санчес

Наконец, все было готово - и грянула музыка.

Мужчины, составившие мужское коромысло, громко и слаженно топая и сопя, двинулись вперед, а навстречу им, от противоположной стены, охая и визжа в лад музыке, потряхивая всеми прелестями, которыми их оделила природа, двинулись девки, тоже все три рослые и весьма дородные. Два 'коромысла' почти вплотную сошлись посреди зала и точно так же, с топотом, пыхтением и взвизгами, попятились. Вот теперь танец становился общим, а не только для двух коромысел: мужчины и женщины во множестве облепившие с краев танцевальное пространство, стали спешно сцепляться друг с другом, своими ладонями в ладони тех, кто слева и справа, образовывая живую ползущую змейку, с тем чтобы змейка сия прошивала узкое пространство между боками танцующих в мужском и женском коромысле. Составилась длинная замкнутая цепочка из людей, проскакивающих в эти четыре узких прохода. Время от времени, не прекращая свои наступления и отступления, Хвак и Куса либо Хвак и Тарпагу - стукались боками, тем самым пытаясь разорвать цепочку. Стукались - и тотчас опять давали проход. Если стук получался неудачным и цепочка сохранялась, танец продолжался, если же руки пробегающих расцеплялись - то Куса либо Тарпагу, в зависимости от места разрыва, начинали хлестать плетью наотмашь: мужчин от души, девок - щадяще. Лента рассыпалась с хохотом и проклятьями и тут же вновь срасталась. Точно также действовало и женское коромысло, но там было совсем не больно, а мужчинам - так и вообще в подарок: держать за мягкую нежную ладошку одну девку, да очутиться прижатым с боков еще двумя.

Иные удары от мужского коромысла до крови доводили танцующих, но общего веселья это никак не снижало, так уж заведено: не хочешь - не дерзай, за тебя другие до счастливого выбора дотанцуются, ибо чем и радостно 'Коромысло': после него деньги на расплату не потребуются, все по чести, по согласию.

- А чтой-то они, а? Почему теперь кружатся?

- Откуда я знаю? Пойми, Бач, я этот танец, точно также как и ты, впервые в жизни вижу. Отползи на место, кому сказано! Почему Лоскут сюда не ползает, а спокойно на своем месте наблюдает?

- Потому что от него всех девок лучше видно и весь ихний закуток, девкин. Я же тебя как старшего спросил, а ты...

- Ну не знаю я! Потом кого-нибудь допросим и узнаем. Главное, чтобы нашим не увлечься и всех сразу не перерезать.

- Хорошо бы.

А танец меж тем подходил к концу. Музыканты дудели и гремели из последних сил, но все так же громко и весело, танцоры, составившие мужское и женское коромысла, перехватились руками поплотнее: Куса и Тарпагу, сбросив на пол уже ненужные плети, теперь стояли втесную к Хваку, грубыми лапищами зацепившись за его толстую шею, а он, в свою очередь, ухватился как можно крепче за их плечи и шеи, женщины же просто укрепили, насколько могли, локтевую хватку. И оба коромысла закружились, одно подле другого, каждое вокруг своего корня, однако так, чтобы коромыслам и не столкнуться плечами, но и чтобы опасность сего столкновения - непременно была. Коромысла кружились все быстрее, пока, наконец, не началась главная битва: Куса и Тарпагу поджали ноги и уже летали по кругу, не касаясь пола, держась за Хвака только силою рук, женщины же просто должны были все быстрее перебирать ногами, чтобы соблюсти свое коромысло и не попасть под мужское, но и не расцепить при этом локти. Хвак лихо крутился, под собственные выкрики, на одном месте, весь багровый, в кипящем поту, секира за его спиной тряслась и громко хлопала по необъятному заду, на потеху многочисленным зрителям... Кто - кого? Чье коромысло первым рассыплется?

- Зубан, слышишь? А почему остальные эти... бабы с мужиками, не танцуют теперь в ручеек, а сквозь этих, которые кружатся, друг к дружке перебегают? Да еще на карачках?

- Не знаю я, не знаю. Наверное, пары себе облюбовывают, пока можно. А как эти две упряжки собьются с танца - так уже, небось, и нельзя будет. Не знаю. Пошел на место, ей-ей зарублю за нерадивость!

Первыми не выдержали девки: правое плечо коромысла, грудастая Птерочка, споткнулась на каблуке и врезалась головой прямо в святое брюхо отцу Тарпагу, но встречная сила движения была гораздо мощнее: брюхо спружинило, девку отбросило аж на четыре локтя, она шлепнулась задницей на пол... Танец закончился, как и обычно, победой мужчин. Птерочка брякнулась довольно громко, однако тут же вскочила без посторонней помощи, красная и довольная, от ушибов же и повреждений ее уберегла толстенная упругая задница.

- Ой, вина, мне! Ой, кишки полопались от дурьей головы! - Отец Тарпагу завывал в полный голос, требуя выпивку, но зверовидное лицо святого жреца из лесного храма предовольно ухмылялось: видимо и ему его толстое брюхо послужило надежным щитом от всех танцевальных ран. Вина ему подали незамедлительно, и он залпом выглохтал первый кубок, не успев даже подцепить на место увесистый мирской, отнюдь не жреческий меч. Он бы и от девки не отказался после такого славного танца, но - трактир не келья, в присутственном месте подобает держаться благонравно, сообразно сану, а иначе какой будет пример прихожанам? И откуда тогда взяться уважению к поруганному на глазах у общества сану святому? И пожертвованиям? Нет уж, нет уж, правильно древними речено: половина жажды убьет половину похоти, стало быть, и дело за малым - долить в себя оставшуюся половину ведра.

Таким образом, жрец Тарпагу благочестиво отрекся от причитающейся ему награды в пользу остальных участников 'Коромысла', чем они и не преминули воспользоваться. Куса первый ухватил за руку понравившуюся ему девку. Была она помоложе двух своих товарок и не столь дебела и тяжела. Девка захихикала и охотно последовала за своим временным повелителем: Куса - видный мужчина, хотя и ведет себя с придурью жестокой, но зато щедр... Платить за сей раз необязательно, однако, наверняка чем-нибудь - да одарит! Хвак запыхтел с обидой, ибо Хвостик тоже ему понравилась больше других, но - все по чести: кто первый успел, тот и прав.

- И мне вина! Послаще!

Трактирщик Горуль, цепко помнящий вкусы и предпочтения всех своих гостей, до краев набухал в самый большой роговой кубок дешевого 'морского' вина и подсеменил к Хваку. Было в коренастом и плотном трактирщике четыре локтя без двух пальцев, вполне достойный рост для мужчины, но смотрелся он рядом с Хваком худощавым коротышкой.

- На доброе здоровьице! Это за счет заведения, так сказать, от восхищенных зрителей.

- А-а, даром, что ли ча? Изрядно, и-эх, почаще бы так! А ну, Птерочка и Тучка, куда, куда от меня побежали???

Две девки, Тучка и Птерочка, танцевавшие корень и правое плечо 'Коромысла', действительно, по каким-то своим соображениям, решили улизнуть от победителя, но Хвак вовремя это заметил.

- У-у-уххх!.. Мои красавицы! А сдобы-то добыто!!! - Хвак швырнул опустошенный кубок за спину, в толпу, расставил во всю ширь ручищи, которые, будучи просто опущены вдоль жирного туловища, почти доставали ему до колен, и ринулся за своей законной добычей. Девки отчаянно и весело завизжали, втайне надеясь каждая, что этот мужлан остановит свой выбор не на ней, а на подруге, но их надеждам не суждено было сбыться: Хвак полуприсел, согнув ноги-бревна, и подцепил девок за подколенки, так, что пышнейшие задницы обеих красоток двумя преогромными подушками, затянутыми в дешевые кружева, осели на его предплечья. Это были сильные, толстые и очень рослые девки: Тучка вымахала почти с трактирщика ростом, Птерочка на два пальца пониже, но зато гораздо грудастее. Хвак подхватил обеих, выпрямился, и тут его шатнуло, то ли от полубочки ранее выпитых вин, то ли от невероятной тяжести поднятого... Девки завизжали еще громче и уцепились друг за друга, в тщетной попытке обрести равновесие, которое в этом положении зависело отнюдь не от них... Но Хвак устоял и выровнялся. Он словно бы мешки с овсом встряхнул, поддернул обеих, с тем, вероятно, чтобы сподручнее было держать, потом выцелил заплывшими глазками лестницу, ведущую в гостевые клети, и стремительно пошагал к ней.