Опасная тишина - Валерий Дмитриевич Поволяев

упор пули раскроили Барабашу голову, он лишился половины черепа, уполовиненная голова его съехала набок, сделала человека, только что бывшего человеком, уродом. Женя увидела лицо Барабаша и невольно вскрикнула.

Чимбер выстрелил во второго бойца, державшего торец бревна, мученическая судорога исказила у того лицо, он выронил тяжелый торец, вскинул руки и опрокинулся на спину.

– Уходим, Кривоногов! – прокричал Чимбер громко, больно ухватил Женю за руку, вывернул. – Джунаид-бек ждет нас!

– Погоди! – выкрикнул Кривоногов ответно. – Нам не дадут уйти, здесь пулемет – посекут!

– Не посекут, пока у нас дамочка в залоге. Не посмеют – побоятся, – Чимбер не выдержал, захохотал, выстрелил в проем дверей, где неосторожно возникла, перекрывая пространство, фигура одного из бойцов, тогда Кривоногов развернулся и проговорил спокойно:

– А, это ты, Петров? Ты-то нам и нужен.

Замначальника заставы приподнял руку и, не целясь, из-под мышки выстрелил в неунывающего парня Петрова – Кривоногов был хорошим стрелком, но об этом на заставе мало кто знал, – он даже умел стрелять в темноте на голос и попадал в цель. Петров неверяще глянул на стрелка – он так и не понял, что произошло, лицо его исказилось от боли, глаза потухли, это было видно издали, и, согнувшись, он опустился на пол небольшого тамбурка, прикрывавшего вход в дощаник.

– Пошли! – прокричал Кривоногову Чимбер. – Не задерживайся!

– Минуту… – Кривоногов дунул в ствол маузера, метнулся назад в дощаник.

– Тьфу! – отплюнулся Чимбер. Женя дернулась было, но Чимбер резко рванул на себя ее руку. – Не выводите, мадам, меня из терпения!

– Да вы не офицер, вы – уголовник, – с презрением проговорила Женя.

Чимбер в ответ лишь рассмеялся издевательски, покрутил головой, словно бы ему что-то давило на шею.

В дощанике грохнули подряд три выстрела.

– Еще три души устремились на тот свет, – довольно прокомментировал Чимбер.

Внутренняя дверь дощаника снова распахнулась, и во двор, лихо перепрыгнув через лежавшего Петрова, вынесся Кривоногов, воинственно взмахнул маузером.

– Уходим, Кривоногов! – давясь холодом, прокричал ему Чимбер.

– Все дела сделаны, можно уходить, – согласно выкрикнул в ответ Кривоногов и всунул маузер в деревянную кобуру.

Петров, лежавший в тамбурке, неожиданно зашевелился и приподнял голову. Изо рта у него тонкой яркой струйкой вытекала кровь. Он выплюнул что-то твердое – то ли комок спекшейся слюны, перемешанной с кровью, то ли кусок свинца, покривился лицом.

В следующую минуту Петров вытащил из-под себя короткий, с тупо срезанным стволом пистолет и выстрелил в Кривоногова.

Тот, стремительный, сильный, полный жизни, готовый сеять вокруг себя свинец, вдруг споткнулся, широко распахнутый рот его недоверчиво скривился, сделался маленьким, плоским, словно бы Кривоногов чем-то подавился.

Сил у него хватило лишь на то, чтобы развернуться вокруг и увидеть, кто его так ловко подсек, взглянуть в глаза этому человеку, чтобы поквитаться с ним на том свете… Но он противника не увидел – веселый легкий человек, всем друг и брат Витя Петров, ткнулся головой, лбом в крашеный пол тамбурка и затих – он был мертв.

– А-а-а! – закричал Чимбер яростно, вскинул револьвер, стремясь расстрелять небо, но стиснул зубы, а стрелять не стал – патроны понадобятся в другом месте, в другом деле.

Надо было спешно уходить. Но куда? Чимбер знал, в каком направлении находится граница, но не знал, где дорога к ней, где есть проходы, которые безопасны… Это хорошо знал Кривоногов.

– А-а-а! – вновь яростно прокричал Чимбер, потом, словно бы поняв, что криком он себе не поможет, смолк. Со скрипом сдавил челюсти.

– Вам бы, голубчик, неплохо кокаинчику нюхнуть, – неожиданно проговорила на рабоче-крестьянском языке Женя, – вы бы тогда не бесились так – полегчало бы…

Чимбер не ответил. Было такое впечатление, что он вообще не услышал ее, хотя сморщился так, что лицо у него сделалось старым, будто у древнего горца. Раз сморщился – значит, услышал, значит, проняло.

– Пошли, – взглянув на Кривоногова, конвульсивно дергающего одной ногой, Чимбер потянул за собою Женю. – Пошли!

– Куда?

– Не задавай глупых вопросов! – просипел Чимбер и заскрипел сапогами, давя снег.

Двор заставы был пуст, ворота открыты настежь. Окажись тут курбаши Усман – самый раз было бы пройтись по здешним нарам, вычесать оттуда блох вместе с их красными хозяевами. Но жив ли курбаши? Чимбер сморщился вновь, превращаясь в дряхлого старика, и сгорбился, словно старик, покрутил головой, освобождаясь от тяжести, натекшей в виски, вновь дернул Женю за руку, протащил за собою несколько метров по снегу и очутился за воротами.

Он протащил ее еще метров триста по едва видимой тропке, в темноте, и все оглядывался назад – не скрылась ли застава из виду, а когда застава скрылась, – тяжело дыша, сипя, остановился. Повозил темными спекшимися губами.

– Вы, сударыня, на границу с мужем ходили? – перейдя на вежливый тон, просипел он. – Было такое в вашей совместной жизни, а?

– Ходила, конечно. Мне Коля показывал… И на охоте с ним была.

– Вот и хорошо. Вы меня проводите до границы, а там я вас отпущу. Ничего не сделаю, даю слово офицера! – для убедительности Чимбер хряснул друг о дружку обледенелыми бурками: понимал, что обещанию его эта красивая женщина может и не поверить. – Даю слово офицера! – повторил он, повысив осипший голос. – А теперь – вперед! Надо спешить…

Он не напрасно спешил, поручик Чимбер, нюх у него был звериный – сюда шел начальник заставы со своими бойцами. Что плохо было – несколько трупов, которые бойцы тащили на веревках, здорово мешали движению. Если бы не трупы, Емельянов был бы уже на месте и, вполне возможно, захватил бы Чимбера. Чимбер кожей своей, затылком, ноздрями ощущал: опасность находится совсем недалеко, рядом, до нее рукой дотянуться можно… Надо уходить отсюда скорее.

– Вы меня слышите, сударыня? – в сиплый голос Чимбера натекли угрожающие нотки, он вновь ухватил Женю за руку. – Вперед!

Впереди была темнота. Нехорошая, таинственная, шевелящаяся, будто в ней перемещались с места на место незнакомые животные, месили снег. Где-то там, в клубящейся мгле этой, была граница, Женя это знала, но не ведала точно, где есть проходы, а где, напротив, можно было застрять. Неплохо было бы обмануть бывшего поручика, задержать его, а там, глядишь, и Коля подоспеет, выручит.

Она вновь споткнулась и остановилась. Вскрикнула жалобно:

– Ох, нога! – застонав, Женя нагнулась. – Опять ногу подвернула!

– А ну, вперед! – Чимбер едва сдержал себя, чтобы не сорваться на крик. Но кричать было опасно: граница ведь находится совсем недалеко. Вдруг здесь наряд какой-нибудь бродит, вдруг засада или что-нибудь еще – все может быть. От этих красных сволочей всякое можно ожидать, на пакости они горазды. – Предупреждаю: если еще раз скажешь, что подвернула ногу, – застрелю!

Женя, хромая, двинулась по едва приметной тропке дальше. В голове возник тревожный звон: что делать, что делать, что делать? Страха по-прежнему не было. Надо было что-то придумать… Коля, где ты? Она была готова заплакать от досады, обиды, боли, внезапно возникшей внутри, от неверия в происходящее, от оторопи и неизвестности – неведомо, что с