За пределами Земли. В поисках нового дома в Солнечной системе - Чарльз Уолфорт

Кусинотта говорит, что точные ответы может дать программа длительностью 10 лет и стоимостью от $500 млн до $1 млрд. NASA могло бы ускорить исследования и анализ, быстро переходя к следующему эксперименту с одним контрагентом, а не начиная все с начала.

План Фрэнка может сработать и дать четкие ответы, но эти ответы могут оказаться иными, чем всем хотелось бы. Исследование может привести к выводу, что риски слишком высоки и что они не могут быть снижены ни имеющимися технологиями, ни теми, появление которых ожидается в будущем. На самом деле в NASA больше обсуждается не собственно измерение рисков, а то, какие риски приемлемы.

Угроза радиации — и более всего риск раковых заболеваний — может остановить всю работу. Исследования мышей в Брукхейвене показывают, что ТЗЧ приводят к формированию быстрорастущих опухолей, вскоре дающих метастазы. В 2014 г. Кусинотта опубликовал исследование, в котором говорится, что время пребывания астронавта на МКС следует ограничить двумя годами для мужчин и восемнадцатью месяцами для женщин (рак груди и яичников и более высокий риск рака легких делает женщин более подверженными негативному воздействию радиации). И это с учетом более низкого риска раковых заболеваний у астронавтов в целом, связанного с отбором исключительно здоровых людей. При нынешних установленных NASA пределах риска раковых заболеваний астронавты могут покидать земную орбиту не более чем на 200 дней. Полет к Марсу и обратно при сегодняшнем уровне технологий займет от 400 до 600 дней.

Некоторые астронавты считают, что предельный риск развития рака установлен слишком низким и что NASA чересчур боится рисковать, как и американское общество в целом. В других странах ограничения на радиационную нагрузку выше, чем в США, и при установленных там правилах они, наверное, могли бы отправиться на Марс, если бы знали, как это сделать, и располагали средствами.

Врач-астронавт Майк Барратт говорит: «Я вам точно говорю, что китайцев это не остановит. У нас сформировалось уникальное консервативное радиационное ограничение, касающееся только американцев, которое другие страны могут игнорировать и лететь на Марс».

Многочисленные американцы — фанаты космоса — полетели бы на Марс, даже если это почти наверняка приведет к смерти. Чтобы стать первым путешественником на Марс, даже в идеальных условиях, понадобится изрядное мужество. Немало астронавтов погибло при посадке или взлете на Земле, а на Марсе риск будет выше.

«Да, другие риски существуют, но они даже не приближаются к опасностям взлета и посадки, — говорит Майк. — Допустим, у вас может на три процента возрасти риск умереть от рака, который вы все равно не сравниваете с риском для остального населения. Но астронавты и так обычно живут дольше по сравнению с прочими людьми. Итак, что же произойдет с показателями риска, если исключить из рассмотрения риски взлета и посадки? Они, конечно, не улучшатся, но и не ухудшатся так сильно, как можно подумать».

Кусинотта же с этим не вполне согласен. Трехпроцентный риск смерти от рака — это 1 шанс против 33. Астронавты заработают рак, который значительно сократит их жизнь. Астронавт возрастом 45 лет поплатится потерей в среднем 12–16 лет жизни. Риск полета оценивается сейчас куда ниже — 1 к 200 и, как считается, будет снижаться. Даже у шаттла показатели лучше. Два полета из 135 окончились катастрофой, т.е. риск гибели составил 1 к 66.

Барратт возражает, что во всех оценках риска много неизвестных. Те корабли, что погибли, потерпели катастрофу не по предполагавшимся при оценках рисков причинам. Математика Кусинотты верна, говорит он, но формирующие оценку риска данные туманны. Космическое путешествие всегда рискованно, и астронавт может умереть в результате бесчисленного множества случайностей.

«Это должны быть люди, желающие принять риск, — говорит Майк. — И программа, и общественность должны быть готовы к тому, чтобы принять последствия, если дела пойдут плохо; это не должно нас напугать, остановить и не позволить двигаться дальше».

Фрэнк считает иначе: «Кто-то смотрит на астронавтов как на героев и мучеников. Другие видят в них водителей грузовиков: мол, они просто доставляют научные грузы. Сравнения самые разные. Я встречал людей, которые сравнивают их с пожарными и солдатами. Но коэффициент смертности у пожарных и солдат куда ниже, чем 1 к 33».

Мы разговаривали с этими людьми порознь и не знали о том, что когда-то они работали вместе и обсуждали эти вопросы непосредственно друг с другом. Майк Барратт возглавлял Программу исследования человека в NASA в 2012 и 2013 гг., но не был шефом Фрэнка Кусинотты и говорит, что никогда не сомневался в его работе. Теперь Фрэнк преподает в Университете Невады в Лас-Вегасе. Он рассказывает, что оставил блестящую карьеру в NASA, потому что чувствовал направленную на него личную неприязнь в связи с проблемой риска развития рака.

«Со мной ругались по поводу этих ограничений, что, по-моему, было странно, ведь моя работа в NASA никак не была связана с установлением правил, — говорит Фрэнк. — Но я об этом писал, и поэтому люди из руководства постоянно из-за этого склочничали. И мне это надоело».

Когда Кусинотта еще работал в NASA, агентство попросило у Национальной академии наук «этического благословения» понизить стандарты безопасности для исследовательских миссий. Группа экспертов из Института медицины встретилась в 2013 г., чтобы обсудить идею о том, что если астронавты знают, на что идут, то при наличии их согласия NASA может отправлять их на более рискованные исследовательские миссии, а если риски неизвестны, то и на миссии с неограниченным риском.

Опубликованное исследование по большей части оправдало точку зрения Фрэнка, но и оставило выход для NASA — этические рабочие рамки для оценки разовых исключений из правил. Как и в других областях деятельности, сообщалось в докладе, если цель критически важна, если фактор времени является существенным, если герой добровольно делает шаг вперед, будучи полностью осведомлен, и если другого пути нет, то жертва может считаться этически оправданной. Как в тех случаях, когда человек входит в горящее здание или идет на смертельно опасную боевую миссию.

Но путешествие на Марс не отвечает этим условиям. Мы отправляемся на Марс, потому что хотим, а не потому что должны.

Если бы Конгресс выделил деньги на строительство транспорта, мы могли бы отправиться на Марс сейчас. NASA даже могло бы обойти нынешние ограничения по риску развития раковых заболеваний. При планировании полета есть несколько способов снизить показатели, чтобы втиснуть их в текущий стандарт. Можно выбрать астронавтов с низкой наследственной склонностью к раку. Можно стартовать в период активных солнечных пятен, когда солнечный максимум несколько снижает галактическое космическое излучение. Можно планировать более короткие полеты.

Но будет ли оно того стоить — едва прикоснуться к Марсу? Предприятие столь рискованное и сложное требует результатов больших, чем просто слова «Мы это сделали». Успех должен вести к чему-то новому, к следующей цели. Чтобы добраться до Марса по-настоящему, с такими средствами, которые дают запас уверенности и ясное видение будущего, потребуется сделать куда больше, и начать следует с основополагающих знаний.