Богини славянского мира - Михаил Серяков

Понять его происхождение нам помогает то обстоятельство, что интересующий нас корень сохранился во многих славянских языках. В древнерусском языке слово споръ означало «обильный», а производные от него понятия спорыш – «увеличивающийся, умножающийся», спорыня – «обилие». Оба этих термина неоднократно встречались в древнерусской литературе применительно к хлебу: «Е хлѣб въ е спори бывше» или «Егуптяне чсть и требы кладут Нилу i огневѣ, рекуще: Нилъ плодавець и раститель класом, огнь творит спорыню, сушить i зрѣеть»331. Слова спорынья, спорина, спорость и в современном русском языке означают «успех, удача, выгода, прибыль, прок, рост», а производные от этого же корня спорный, споркий – «выгодный, прибыльный, прочный, успешный; дающий из малого количества много, служащий долго; сытный, питательный»332. Данный корень оказывается тесно связан и с семантикой числа два: спорыш – «двойчатка»333. Аналогичные примеры мы видим практически во всех славянских языках: белор. спор – «прибыль, успех», спориць – «становиться прибыльно»; спорный: 1) прибыльный, выгодный, «спорная мука», 2) вместительный «спорный мешок», 3) успешный, спорно – успешно; укр. спiр – успешность в работе, спорити – умножать, увеличивать, спiрный: 1) скорый, быстрый: «спiрний кiнь», 2) успешный; спориш – растение. В сербском языке слово спор означает «долгодержащийся», спорити – увеличивать, спори, спориша – тысячелистник. У чехов sporost – изобилие, sporota – бережливость, spory – бережливый, обильный, sporе – в изобилии, щедро, а у поляков Spor – успех, sporzyc– умножать, увеличивать, spory – прибыльный, выгодный, sporo – успешно, выгодно334. К этому перечню следует добавить болг. спор – «прибыль, урожай», словен. spor, sporа — «обильный, питательный», слвц. spory – «щедрый, обильный», польск. spory — «щедрый, обильный», в. – луж., н. – луж. spory — «щедрый, обильный». Из других индоевропейских языков интересующий нас славянский корень родственен др. – инд. sphiras — «тучный, обильный, богатый», лат. prosper (prosparos) — «счастливый, благоприятный», арм. p’art’am – «обильный». К этому же кругу, по всей видимости, относится и нем. Spore, заимствованное из лат. spora, родственного, в свою очередь, др. – греч. σπορα – «посев», преобразованного из σποροζ – «рассеянный, одиночный»335. Анализируя данные славянских языков, Н.Н. Тихоницкая приходит к следующему выводу: «Таким ообразом, спор – рост, увеличение, прибыль, успех. Спорыш, спорынья, спорина – двойной, тройной предмет (колос, орех, огурец), с которым проявляется спор»336.

Дошедшие до нашего времени фольклорные материалы показывают, что в первую очередь спор связывался с хлебом. Помимо приводившихся выше примеров древнерусской письменности, это следует и из записанных еще в ХIХ в. В.И. Далем русских поговорок: «Назем спорит урожаю»; «Доспорит ли хлеб до весны?» в значении «станет ли его»; «Рожь спорее пшеницы»; «Спорина против спорины не приходится: ржи десять мер на десятину, а маку – мужичью шапку»337. В Дмитровском крае Московской области при первом и втором зажине произносился приговор-молитва: «Дай, господи, спорыньи и легкости, и доброго здоровья!»338 В ХIХ в. в Смоленском крае П. Шейн записал следующее поверье: «Во время жатвы, как жнецы, так и жницы стараются найти на одном стебле самое большое количество колосьев. Если таковых найдется 12, то он называется «житной маткой», или «спорыньей». В Могилевской и Витебской губ. его называют «спорышем». Нашедши эти колосья, хранят их как зеницу ока, в продолжение всего года, приберегая их к посеву, во время которого их рассеивают первыми, с твердой надеждой на получение от них обильного урожая»339. Хранился этот магический залог будущего изобилия в самом сакральном месте. Так, в Ярославском крае спорыши приносили в дом и хранили на божнице, а в Вятке – втыкали в стену хлебного амбара или в избе под матицей. В.В. Усачева отмечает общеславянское распространение представления о чудодейственной силе спорыньи: «Двойной колос (два и более колосьев на одном стебле: рус. двойчатка, житная матка, спорыш, спорынья, супорыжка, царь-колос; бел. диал. блызнета, двачкы, спорышики; пол. parka; болг. клас-цар, житна-матка, близнаци, майка на нивата – Странджа) считается воплощением плодоносной силы, обеспечивающей урожай. В поверьях находка двойного колоса сулила счастье, успех в течение семи лет (укр., пол.), для чего его носили за лентой шляпы (верхне-силез., луж.); девушке предвещала скорое замужество (колос носили при себе, зашив в одежду); парню – женитьбу, замужней женщине – рождение близнецов. В то же самое время у болгар находка двойного колоса предвещала смерть хозяина (Ловеч); в Страндже существовало поверье, что двойной колос мог быть или хорошим, или плохим знаком: если его находили в яровой ржи – это предвещало смерть одного из членов семьи, колос тут же закапывали в землю, если в озимой – это к добру»340. Как видим, помимо богатого урожая, двойной колос одновременно мог предвещать бракосочетание, рождение близнецов или смерть. Нельзя не заметить, что в своей совокупности все эти поверья весьма точно соответствуют рассмотренному выше мифу об Иване-да-Марье: их гипотетическую близнечность, брак между собой и смерть. Подобные совпадения не являются случайными, и данные этнографии подтверждают связь между спорышем и главным мужским персонажем купальских песен. На Украине, как отмечает П.П. Чубинский, в ночь на Ивана Купалу искали во ржи два колоса на одном стебле, так называемую «иванову голову», под ней должна была быть монетка, и считалось, что тот человек, который смог ее обнаружить, сможет отыскать с ее помощью клад341. Генетически родственные представления мы видим и у западных соседей украинцев: «Поляки Хелмского воеводства в ночь накануне Ивана Купалы разыскивали в злаковом поле двойной колос, считая, что его корень, похожий на человеческую голову, сделан из чистого серебра и способен осчастливить человека, выкопавшего его»342. Подобные представления фиксируют связь первого человека не просто с цветком или растением, но именно с тем растением, которое является зримым воплощением растительной силы.

Спорыш тесно связан с божественным началом. Помимо приведенного выше приговора-молитвы из Дмитровского края об этом красноречиво говорят такие русские поговорки, как «Без Божьего благословенья ни в чем спорыньи не жди», «Вложи Боже споры, и в скирдах и в сборе!»343, равно как и генетически родственное с последним и украинское выражение «Спори, боже, хлiба-соли и всього доволi»344. Если эти восточнославянские примеры, записанные в ХIХ в., связывают спор с хлебом, то средневековое западнославянское язычество фиксирует еще более архаичный пласт представлений, когда божество было связано не только с возделываемой человеком, но и с дикорастущей растительностью. В Житие Оттона рассказывается, как в городе Велегоще местный жрец, решив напугать народ перед приездом христианских проповедников, спрятался в кустах и сказал проходившему мимо путнику: «Стой, человек, и внемли моему слову! Он сказал ему: я бог твой, я тот, который облекает поля травою и леса листием; плоды земли и древес и стад и все, что служит человеку, все в моей власти: даю поклонникам моим, отымаю у противников моих. Скажи народу в Велегоще не принимать чужого бога»345. Имя бога, от лица которого жрец обращался к прохожему, в Житие не названо. А. Гильфердинг считает, что это был Святовит, П.С. Ефименко и Н. Кареев полагают, что это был Яровит, однако оба бога обладали ярко выраженными солярными чертами. В древнерусском поучении против язычества «Слове св. Григория» почитание дневного светила приверженцами старой веры напрямую поставлено в зависимость от его воздействия на земные злаки: «И огнь рекуще спорыню соуша, егда зрѣеть. Сего ради оканьнии полуднье чтоуть и кланяються полъдне обратившес»346. Именно благодаря благотворному воздействию небесного огня на зреющую спорынью, славяне-язычники и кланялись на юг солнцу.