Песнь Шаннары - Терри Брукс

И таких еще много. Брин даже не знала сколько, да и не хотела знать. Сколько бы ни было, все равно слишком много. И все они ищут ее. Брин это чувствовала: где бы ни были черные странники, какие бы темные дела сейчас ни вершили, они ищут ее. Он был один, сказал друид. Но этот один их нашел, а значит, найдут и другие. Как ему удалось нас разыскать? — спросила она Алланона. Но тот отмахнулся: случайность. Где-то пути наши пересеклись, и Морд пошел следом, выжидая удобного случая, чтобы напасть. Вот и все. Но Брин это не успокоило. Ведь кто может ручаться, что этот Морд не следил за Алланоном с того самого момента, как друид бежал из Восточной Земли? А если так… получается, черный странник сначала успел побывать в Тенистом Доле…

А там Джайр!..

Странно, но сегодня, чуть раньше, ей вдруг показалось: сквозь серую мглу рассвета, сквозь мрачные мысли, сквозь одиночество и холод ветра — брат словно прикоснулся к ней. Будто бы он смотрел на нее, преодолев расстояние, отделяющее Тенистый Дол от великих утесов Зубов Дракона. Это длилось всего лишь мгновение, а потом ощущение пропало и Джайр снова стал таким же далеким, как и дом в Доле… и все остальное.

Брин не на шутку разволновалась. Ведь если Морд пришел в Дол и нашел Джайра… Мало ли что Алланон говорил, что это полностью исключено! Друид — хранитель темных тайн, и Брин не стала бы безоглядно доверяться ему. Он всегда что-нибудь недоговаривал Омсвордам. Так было и с Шиа, и с Вилом… Всегда.

И тут она снова подумала — в который раз — о явлении духа Бремана в Сланцевой долине. Что-то произошло между ними, что-то ужасное, о чем Алланон предпочел умолчать. Он узнал что-то такое, что тревожит его. Да что там тревожит! Пугает! А вдруг это связано с Джайром?

Эта мысль не давала Брин покоя. Она знала: случись что-нибудь с братом и узнай об этом друид, он ей этого не скажет. Ничто не должно помешать ей дойти до Мельморда. В своей несгибаемой решимости Алланон был таким же суровым и жестоким, как и его враги — черные странники, и этого в нем Брин боялась. Да, боялась. Особенно после того, что он сделал с Роном.

Рон Ли любил ее; они никогда не говорили об этом, но Брин знала. И пошел он с ней потому, что любил. Чтобы рядом с ней был человек, на которого Брин всегда могла бы положиться. А на Алланона, считал горец, полагаться нельзя. Кто знает, что на уме у друида? Но друид разрушил тайные замыслы Рона и в то же время рассеял все подозрения. Он открыто оспорил роль Рона как защитника Брин, а когда вызов был принят, сделал горца своим “магическим двойником”, вложив волшебную силу в меч Ли.

Этот старый, побывавший во многих битвах клинок был для Рона символом мужества и силы духа наследников королевского дома Ли. Конечно, принц, как и всякий мальчишка, с детства мечтал о подвигах. И вот теперь, когда друид вдохнул новую силу в древний меч, Рон мог осуществить свою давнюю мечту. Еще бы — с таким-то клинком! И все же… магическая сила — это не то, что дарят так просто. Не показал ли тем самым друид, что роль защитника, принятая на себя принцем Ли, гораздо серьезней и опасней, чем и Брин, и сам Рон представляют себе. Алланон одарил горца нечеловеческой силой, и эта сила в конце концов может его уничтожить.

“Я никогда даже представить себе не мог, что такое бывает, — сказал ей Рон, как только им удалось остаться наедине, в первую же ночь после выхода из Сланцевой долины. Он неуверенно подбирал слова, но в голосе чувствовалось возбуждение. Горец очень долго готовился, прежде чем заговорить об этом. — Сила будто бы взорвалась внутри меня. Брин, я даже не знаю, почему вдруг я стал это делать. Я просто действовал. Я увидел, что Алланон окружен огнем… И вот я уже рядом с ним. А когда меч коснулся пламени, я ощутил в себе его силу. Я сам стал ею. В тот момент мне казалось, что для меня нет ничего невозможного — ничего! — Его лицо пылало. — Брин, знаешь, я больше уже не боюсь друида!"

Брин глядела на темную яму внизу — густой лес в туманном сумраке пасмурного осеннего дня. Ее предчувствие темной тенью перебиралось от камня к камню, вдоль извилистой тропы, — невидимое и неотвязное. Оно не покажется, пока не подступит совсем близко, думала девушка. И тогда — все пропало. Нас всех уничтожат. Да, почему-то я знаю, что все так и будет. Чей-то голос в моем сознании… Он шепчет о Джайре, о Роне, об Алланоне… и о Мордах. Настойчиво так — о Мордах. В каждой тайне, от меня сокрытой, он шепчет; в серой подавленности этого утра он шепчет; в туманной мгле будущего — он, этот голос. Нас всех уничтожат. Нас всех.

В полдень они уже были в лесу. В чаще, окутанной сумраком и туманом, ощетинившейся иглами сосен и елей. Ехать стало гораздо труднее: временами тропа терялась в густом кустарнике. Это был угрюмый, опустошенный лес, безжизненный и уже по-осеннему серый; побуревшие листья испуганно жались к холодным ветвям. Когда-то тут рыскали стаи огромных волков — серых стражей владений друидов. Но волки давно ушли отсюда, и теперь в лесах Паранора остались только безмолвие и пустота. И ощущение смерти.

Уже в сумерках Алланон объявил наконец привал. Но отдохнуть не удалось. Они лишь привязали коней среди гигантских дубов, напоили и накормили их — совсем чуть-чуть, чтобы животные не пали от голода, — и дальше пошли пешком. Сумерки все сгущались, а глухое безмолвие сменилось каким-то странным рокочущим звуком, который, казалось, завис в неподвижном воздухе. Друид уверенно вел своих спутников вперед — этот лес был ему хорошо знаком, — и без малейших сомнений Алланон шел по узкой, едва заметной тропе. Словно ночные тени, бесшумные и ускользающие, трое путников пробирались между деревьями и кустами, сливаясь с сумрачным безмолвием.

Куда мы идем, для чего? Эта мысль мучила Брин. К какой темной цели приведет нас друид этой ночью?

И вот деревья расступились: из серой мглы выступил Паранор — нагромождение отвесных утесов, и на вершине, у самого неба, — древняя крепость друидов, Башня. В темноте Башня казалась прикованным к скале угрюмым гигантом из железа и камня. Теперь странный рокот стал громче. Он доносился из недр скалы — нескончаемый шум скрытого механизма, сотрясающий тишину леса. В узких, забранных решетками окнах-бойницах, словно дьявольские глаза, полыхали факелы, алые и зловещие, и дым их сливался с ночным туманом. Когда-то друиды работали в этих стенах, и это было время просвещения и великих надежд рода людей. Но время это давно прошло. И теперь только гномы и Морды бродили по Паранору.

— Слушайте меня, — внезапно прошептал Алланон. Брин и Рон подошли совсем близко, чтобы не пропустить ни единого слова. — Только слушайте и не задавайте вопросов. Паранор — в руках Мордов. Они ищут летописи друидов, потому что в этих записях — сила. Так было и раньше: враги проникали в Башню, но недолго она пребывала в их черной власти. Дух Бремана предупредил меня, что это вторжение предвещает конец. Век кончается, круг замкнулся, и Паранор должен исчезнуть с лица земли.

Брин и Рон изумленно посмотрели на друида.

— О чем ты говоришь, Алланон? — горячо зашептала Брин.

Глаза друида странно сверкнули во тьме.

— О том, что пройдет эта ночь и ни один человек больше не вступит в Башню Мудрых. Ни один, пока живы мы и пока будут жить ваши дети и, может быть, дети ваших детей. Мы будем последними. Мы войдем в Башню через нижние тоннели. Ни гномы, ни Морды о них не знают. Мы пройдем туда, где веками хранилась сила друидов, и освободим эту силу, чтобы разрушить Паранор. Мы должны действовать очень быстро, ибо погибнут все, кто нынче ночью останется в Башне, — даже мы, если замешкаемся. Когда магическая сила разольется по Башне, у нас будет совсем мало времени, чтобы избежать ее потока.