Наследство из преисподней - Виталий Гладкий

– Это меня устраивает, – сказал я громко и весело – для подслушивающих устройств, если таковые установлены в офисе Самуила Абрамовича. – Отдохну чуток от столичной суеты. Мне спешить некуда.

– Вот и чудесно…

Самуил Абрамович всем своим видом давал мне понять, что аудиенция закончена. Ни фига себе! Такую "новость" он мог сообщить и по телефону. Подумаешь, тайна… Или у него что-то другое на уме?

– До свидания, Самуил Абрамович, – сказал я вежливо и направился к выходу из кабинета.

– Я вас провожу! – подхватился Самуил Абрамович. – Мне как раз нужно…

Самуил Абрамович не договорил, куда именно ему нужно. Похоже, он еще не успел придумать.

Он тормознул меня в крохотном коридорчике. Крепко вцепившись в мой рукав, Самуил Абрамович зашептал мне на ухо:

– Ко мне приходили…

– Кто?

– Очень серьезные люди. Бандиты.

– И настоятельно попросили вас немного потянуть с оформлением документов, – высказал я предположение.

– Да. Простите, но я таки не мог им отказать…

Самуил Абрамович вздрогнул и побледнел. Наверное, вспомнил, как проходили его "переговоры" с бандитами. Ну, блин, времена…

– Кто у них главный? – спросил я тоже шепотом.

– Ой, не знаю.

– Самуил Абрамович, не надо темнить, – сказал я с угрозой. – Иначе можете очутиться между молотом и наковальней. Говорите.

Он немного поколебался, а затем просительно молвил:

– Только чтобы между нами…

– О чем речь. Это в моих интересах.

– Я знаю, вам можно верить. Вы очень положительный человек…

Самуил Абрамович еще с минуту расписывал мои достоинства – вешал мне лапшу на уши. Видимо, он хотел и с этой ситуации что-нибудь откусить для себя. Но я не стал изображать ворону с куском сыра и не поддался на его лесть. Хватит ему и "мерседеса" по бросовой цене.

Поняв, что его номер не удался, Самуил Абрамович тяжело вздохнул и сказал:

– Это люди Грача.

– Не знаю такого.

– О-о, это очень большая фигура. Мафия.

– В провинции каждый прыщ – бугор, и каждый слюнявый отморозок – мафия. Не так страшен черт, как его малюют. Ладно, разберемся…

Самуил Абрамович еще что-то лепетал мне вслед, но я уже его не слушал. Я вспомнил, кто такой Грач.

Он учился в моей школе, но был старше меня года на два. Я с ним почти не сталкивался, – ну, может быть раз или два помахался, когда мы ходили стенка на стенку, – но ребятам от него доставалось.

Грач был здоров, как бык, и дрался по любому поводу. Он уже тогда никого не праздновал и ушел по этапу раньше Чабри. Но не за воровство, а за грабеж с применением огнестрельного оружия.

Потом мне рассказывали (уж не помню, кто), что он и в зоне "отличился" – кого-то убил или покалечил. За это срок ему добавили. Что с ним было дальше, меня не интересовало.

И вот теперь Грач неожиданно всплыл прямо перед носом моей тихоходной хлипкой посудины, как смертельно опасный айсберг. Не было печали…

Ах, как мне не хочется быть "Титаником"!

Мозаика постепенно складывалась в картину. Там и сям зияли дыры, но все равно уже кое-что начало проясняться.

Многое приходилось дорисовывать при помощи воображения, а так как я не страдал этим, пожалуй, главным компонентом писательского ремесла (вторым после таланта), то мне даже казалось, что скоро буду готов ответить на вопрос, с какой стати на меня устроил охоту весь спектр городского "бомонда".

Недоставало всего лишь нескольких штрихов. Весьма существенных штрихов. И я решил броситься в авантюру, которая могла мне дать или очень много, или совсем ничего.

Я вознамерился познакомиться со странным другом Зямы, проживающим у Медвежьего брода. Его след отыскался и в досье, собранном Чабрей.

Там отшельник назывался просто – "хмырь болотный". Больше никаких других сведений о нем не было.

Просто констатация факта – да, есть такой.

Но что могло связывать Зяму Чиблошкина с этим анахоретом? Откуда такая щедрость? Отбить у властей для чужого человека три гектара леса в заповедных угодьях, да еще построить скит (или что-то наподобие) – это вам не хухры-мухры.

На Зяму это не похоже. Он никогда ничего не делал просто так, по доброте душевной, в чем я еще раз убедился, побеседовав с Галюней и Аликом Логвиненко.

Что касается завещания, то я уже почти не сомневался в истинных намерениях Чиблошкина. Похоже, он решил послать мне "подарочек" с того света. Так сказать, прощальный поцелуй из могилы. Он ни на йоту не сомневался, что я клюну на эту наживку.

И оказался прав – жадность победила во мне здравый смысл.

Однако самое хреновое в этой ситуации было следующее – я уже не мог спрыгнуть с телеги, которую взбесившиеся лошади тащили под откос. Мне этого просто не дадут сделать.

Хошь, не хошь, а играй, притом по чужим правилам, с которыми я совершенно незнаком…

Как я понял после разговора с Самуилом Абрамовичем, выбор у меня был скудным – или победить, или умереть. Это и к бабке не ходи. Но, к сожалению, до сих пор я сражался с ветряными мельницами, а истинные мои противники пока пребывали в тени.

И самое главное – я пока не знал, за чем именно идет охота. В том, что некий гражданин Войцеховский всем до лампочки, у меня сомнений практически не осталось. На моем месте мог оказаться любой человек.

Вернее, не любой, а тот, на кого указал бы Зяма.

Он и указал, проявив при этом недюжинное знание человеческой психологии. Похоже, Зяма решил убить одним выстрелом двух зайцев: похоронить навсегда какую-то тайну, а вместе с ней и своего личного врага.

Умно, ничего не скажешь.

Но все равно в моих умозаключениях было несколько серьезных проколов, и я это сознавал.

По какой причине жизнелюб и нувориш Зяма, у которого денег было море и маленький океан, полез в петлю? Решил бросить меня на раскаленную сковородку, чтобы я подольше помучился?

Бред сивой кобылы! Он мог отомстить мне и другим, не менее изощренным, способом, если знал, где я обретаюсь.

Может, на Зяму серьезно "наехали" и у него не выдержали нервы?

Маловероятно – Зяма имел возможность преспокойно смайнать со своими капиталами за бугор. А там завалить даже обычного гражданина не так-то просто, как в нашей родной сторонке, где за сто тысяч баксов все правоохранительные органы моментально станут слепыми, глухими и безрукими.

А если Зяма хотел кого-то прикрыть своей смертью? (Такой оборот тоже нельзя сбрасывать со счетов).