Капля света - Ольга Егорова

— Что тебе сыграть?

— Не знаю. Мне все равно нравится…

Он принялся вспоминать песни, которые пели на студенческих вечеринках. Она слушала молча, внимательно, не отрывая взгляда. Взгляд у нее был задумчивый и отчего-то влажный…

— Ты загрустила, Света?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Я просто слушаю. Ты замечательно играешь. И поешь замечательно. Правда. Так бы и слушала. До утра…

Так и вышло, что слушала она его почти до самого утра. Уже в шестом часу, когда первые робкие лучи солнца сделали небо бледно-розовым, он наконец поднялся:

— Послушай, я засиделся. Извини, ты, наверное, спать хочешь…

— Может быть. Я об этом не думала. Но наверное, тебе и в самом деле пора. Быстро время пролетело…

— Быстро, — кивнул он в ответ. — Мы увидимся завтра?

— Конечно, — ответила она — Давайна том же месте.

— А туфли?

— С туфлями покончено.

— Босиком придешь? — улыбнулся он.

— У меня кроссовки есть. Вариант, проверенный временем.

— Ну и отлично. Значит, до завтра?

— Значит, до завтра, — согласилась она.

Он постоял некоторое время в прихожей, чувствуя что безумно не хочется ему с ней расставаться… Но потом все же заставил себя. Отвел взгляд в сторону, нажал на ручку двери…

«Вот и все», — мелькнула в сознании неотчетливая мысль.

— Света. — Он обернулся. — Ты только, знаешь, больше не пропадай.

— Не буду, — пообещала она.

Дверь захлопнулась. Спустившись вниз, он разыскал на пятом этаже ее окно с бежевыми занавесками. Вздохнул и быстро зашагал по безлюдной улице вдоль дороги, заранее предчувствуя, что до дома ему придется идти пешком.

Через некоторое время все же удалось поймать какого-то ночного бродягу, который согласился подбросить его до дома. Мужик попался веселый, разговорчивый. Всю дорогу травил анекдоты, ругал на чем свет гаишников и свою жену, которая вечно на него ворчит. Сергей слушал, улыбался и думал о своем.

— А ты, никак, приятель, от девушки возвращаешься.

Сергей кивнул неопределенно, не чувствуя желания обсуждать подробности.

«Вот ведь, — мелькнула мысль; — Провел с девушкой ночь. И даже не поцеловал ни разу…»

Из дневника Валерии

Это было в середине июня.

Настя пообещала, но почему-то не торопилась знакомить меня со своим Сергеем. Я попросила ее как-то, чтобы она мне о нём рассказала. Настя пожала плечами:

— Чего рассказывать? Просто он замечательный человек, вот и все. Не такой, как все остальные.

— А почему он тебя Кнопкой называет?

— Потому что я Кнопка и есть. Он с первого дня меня так называет.

— А родители у него?

— Родители, — вяло отозвались Настя, потом вспомнила что-то. — Кстати, у него отец преподает историю зарубежной литературы у вас на факультете. Павел Алексеевич его зовут.

— Селезнев? — удивилась я. — Это он отец, твоего приятеля?

— Селезнев, — подтвердила Настя. — А что здесь удивительного?

Удивительного, и правда, не было ничего, все люди где-то работают.

— И все-таки когда ты нас познакомишь?

— Познакомлю как-нибудь, — откликнулась Настя. — Только учти, Лерка, не люблю я эти официальные приемы.

— Я и сама их не люблю, — ответила я. — Не беспокойся.

А потом, спустя несколько дней после этого разговора, все и случилось. Я пришла с работы домой, уставшая, как обычно. В Настиной спальне свет не горел, но пыльные ее кроссовки стояли на своем месте. Беззлобно чертыхнувшись про себя — вот ведь, принцесса, снова за ней обувь мыть придется, я прошла на кухню, выпила один за другим два стакана воды. Жара стояла страшная. Переоделась у себя в комнате, помыла обувь — свои туфли и Настины кроссовки, расстелила постель. Потом решила пойти проверить Настю. Просто посмотреть, как она спит, пожелать ей спокойной ночи — я всегда так делала, даже если она уже спала и пожеланий моих не слышала. Зашла тихонько в комнату, включила ночник и вздрогнула от неожиданности, увидев Настю.

Она не спала. Она сидела на полу, в дальнем уголке, сжавшись в стену, и смотрела на меня так, как будто не видит. Какой-то лист бумаги держала в руках.

— Настька… Настька, что с тобой? Что случилось?

Я подбежала к ней, выхватила из рук эту бумагу, думая, что это, может быть, письмо какое-то. По — том отшвырнула в сторону — оказалось, что это была всего лишь репродукция Дали. Страшная, неприятная картина. «Воин» называется. Какой-то жуткий череп с огромными глазами и в каске немецкого солдата. До сих пор вспоминаю эти провалившиеся его глаза, огромный рот… Настя молчала.

— Черт, что за удовольствие рассматривать эти ужастики! Настька, приди в себя. Что случилось, скажи, я тебя умоляю!

Она, наконец, заметила меня. Поднялаглаза, улыбнулась одними губами.

— Да ничего страшного, мамочка. Ничего особенного со мной не случилось. Так, неприятности…

— Что за неприятности? — теребила я Настю.

— Ни к чему тебе все это. Все равно уже ничего не изменишь, не поправишь. Иди спать, Лерка.

— Не дождешься! Или ты думаешь, я смогу заснуть, пока ты здесь вот так сидишь с мертвыми глазами наедине с этим ужасным черепом?

— С каким черепом? А, ты об этом… Брось, на мой взгляд, он очень даже симпатичный. Бывает и похуже.

Я пытала ее — почти целый час мучила, пыталась заставить рассказать, что же произошло с ней. Она огрызалась смеялась надо мной, выгоняла меня, потом не выдержала и расплакалась. Она плакала, а я прижимала ее к себе, гладила по мокрой щеке, усыпанной веснушками, перебирала эти косы ее бесконечные и шептала:

— Ну успокойся. Успокойся, девочка моя. Ты же знаешь, мы вместе и с нами ничего не может случиться, покамы вместе…

— Просто голова у меня мусором забита — всхлипнула Настя, — Правильно он говорит: голова у тебя, Кнопка, мусором забита…

— И все-таки, что случилось?

— Случилось, Лерка, то, чего ты всегда боялась. Я залетела, вот что случилось.

— О Господи! — Я прижала к себе Настю еще крепче, почувствовав совсем некстати, наверное, странное облегчение. Наверное, все же не самое страшное, что может быть в жизни, с ней случилось.