Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

class="p1">— О! Вы там сегодня разбили лагерь?

— Конечно. Моего спутника зовут Фрэнк.

Саксонец тем временем также спешился. Он подал незнакомцу руку. Тот пристально взглянул на него, кивнул и спросил:

— А вы, пожалуй, Хромой Фрэнк?

— Боже ты мой! Вы и меня знаете?

— Я вижу, что вы прихрамываете, да и зовут вас Фрэнк. А теперь еще вопрос — вы живете с Бауманом, Охотником на медведей?

— Кто вам это сказал?

— Он сам. Наши пути пересеклись несколько лет назад. Где он теперь? Дома? Думаю, что это где-то днях в трех пути отсюда, не так ли?

— Совершенно верно. Но его нет дома. Он в руках у огаллала, а мы на пути к ним, чтобы попытаться чем-нибудь ему помочь.

— Вы пугаете меня. Где это произошло?

— Совсем недалеко отсюда, у Чертовой Головы. Огаллала потащили его и еще пятерых пленников наверх, к Йеллоустоуну, чтобы убить их у могилы Храброго Бизона.

— Из мести? — спросил незнакомец, и при этом его лицо стало абсолютно серьезным.

— Да, конечно! Может, вы слышали когда-нибудь об Олд Шеттерхэнде?

— Не стоит долго напрягать память — да, — на губах незнакомца промелькнул едва уловимый смешок.

— Так вот, — продолжал Фрэнк, — он убил Храброго Бизона, Злого Огня и еще одного сиу. Теперь огаллала отправились в поход, чтобы навестить могилы этих воинов, а заодно взяли с собой Баумана, попавшего к ним в руки.

— Откуда вам это известно?

Маленький саксонец рассказал о Вокаде и обо всем, что произошло с момента его появления. Незнакомец выслушал его внимательно и очень серьезно. Лишь иногда, когда хромой слишком уж загибал на своем родном диалекте, на лице его собеседника появлялась легкая улыбка. Когда Фрэнк закончил, молодой человек произнес:

— Так значит, Олд Шеттерхэнд и несет, собственно, всю вину за несчастье, которое пало на Грозу Медведей. Все это на его совести.

— Нет. Как может он быть виноват в том, что Баумана покинула осторожность?

— Ну, спорить не будем. С вашей стороны весьма благородно, что вы не испугались опасностей и трудностей, которые, безусловно, ждут вас, и хотите освободить пленников. От всего сердца желаю вам удачи. Но меня очень интересует юный Мартин Бауман. Может, мне удастся его увидеть.

— Это очень легко сделать, — вставил свое слово молчавший до сих пор Джемми. — Вам нужно только пойти с нами, а скорее, поехать. Где ваша лошадь?

— Откуда вы знаете, что я не лесной бродяга и езжу верхом?

— Хотя бы потому, что вы носите шпоры.

— Действительно, это выдает меня. Мой конь здесь недалеко. Я оставил его на несколько минут, чтобы взглянуть на вас.

— А вы заметили, как мы приближались?

— Разумеется. Я не спускал с вас глаз вот уже полчаса. Вы остановились вот там, вдалеке, чтобы обсудить свои догадки насчет происхождения отпечатков.

— Как? Что вы знаете о них?

— Не больше того, что след — мой собственный.

— Ваш?

— Да.

— Дьявольщина! Так это ваши отпечатки так ловко провели нас?

— Вы и вправду попались на эту удочку? Ну, я просто счастлив, что провел самого Толстяка Джемми. Но, конечно, это представление предназначалось не вам, а совсем другим людям.

Толстяк, казалось, снова проглотил язык. Он еще раз уже более внимательно осмотрел незнакомца с головы до ног, покачал головой, а потом спросил:

— Да кто вы, собственно, такой?

Тот, к кому был обращен вопрос, лукаво улыбнулся и ответил:

— Вы с первого взгляда заметили, что на Дальнем Западе я новичок, не правда ли?

— Да, гринфинча[77] можно узнать в вас сразу. С таким горе-ружьем вам ходить только на воробьев, а свое снаряжение вы нацепили на себя небось несколько дней назад. Вы непременно из какой-нибудь веселой компании или из группы стрелков-туристов. Где вы покинули железную дорогу?

— В Сент-Луисе.

— Что? Так далеко на Востоке? Невозможно! И сколько же времени вы здесь, на Западе?

— На этот раз уже восемь месяцев.

— Нет уж, позвольте! Не издевайтесь надо мной! Не хотите же вы заставить меня поверить в это?!

— В голову не приходило говорить вам неправду.

— И значит, провели нас тоже вы?

— Да, след был мой.

— В это не поверит ни один полицейский! Бьюсь об заклад, что вы учитель или молодой профессор и снуете тут туда-сюда вместе со своими коллегами в поисках каких-нибудь растений, камней и бабочек. Так позвольте дать вам хороший совет — немедленно поворачивайте отсюда! Это не ваше поприще! Жизнь здесь не каждый час, а каждую минуту висит на волоске. Вы и не подозреваете, в какой опасности находитесь.

— О, об этом-то я знаю. К примеру, здесь поблизости расположен лагерь более сорока шошонов.

— Heavens![78] Это правда?

— Да, я это точно знаю.

— И вы говорите об этом так спокойно!

— А как я должен говорить? Вы думаете, что несколько шошонов — повод для паники?

— Эй, послушайте, вы и понятия не имеете, в каком опасном месте находитесь!

— О нет! Там, недалеко, лежит Кровавое озеро, и шошоны были бы рады схватить одного из нас, а еще лучше всех сразу.

— Право, не знаю, что мне о вас и думать… — развел руками Толстяк, не скрывая своих чувств.

— Думайте, что хотите. Этих краснокожих я с таким же успехом могу обвести вокруг пальца, как и вас. Я не раз встречал отличных вестменов, ошибавшихся во мне, потому что они все мерили общепринятыми мерками, и в этом была их ошибка! Прошу вас, идемте!

Он развернулся и неторопливо шагнул прямо в заросли. Оба разведчика последовали за ним, ведя животных в поводу. Вскоре они наткнулись на поистине великолепный экземпляр тсуги[79] высотой более тридцати метров, что с такими деревьями случается крайне редко. Рядом с ней стоял конь — статный вороной жеребец с красными ноздрями и красной полосой, идущей от макушки через всю длинную густую гриву; такая полоса у индейцев считается верным отличием превосходной породы. Седло и сбруя были индейской работы. Позади первого был пристегнут плащ из прорезиненной ткани. Из одной из седельных сумок торчал футляр подзорной трубы, а рядом с жеребцом, на земле, лежала тяжелая крупнокалиберная двустволка «медвежебой». Когда Джемми заметил ружье, он ускорил шаг, поднял оружие, осмотрел его и крикнул:

— Это ружье… это… я никогда его прежде не видел, но все равно узнал сразу. Серебряное ружье вождя апачей Виннету и этот «медвежебой»— самые знаменитые ружья Запада! А «медвежебой» принадлежит…

Толстяк запнулся и растерянно уставился на владельца оружия, потом продолжил:

— Теперь я наконец начинаю соображать! Каждый, кто первый раз встречался с Олд Шеттерхэндом, принимал его за гринхорна[80]. Это